Меня интересует,МНУ ОЧ НРАВИТЬСЯ.

зайки,я тут фотопоп замутил на тему твинцеста)-зырим и комментим*)
вод)

молодец...

Мну тож всё нравица,давай выклыдывай что нибудь душещипательное.

ЗАЙЙЙЙЙ!!!! ти красоточка на аве))) няшная сахарная Алиска))) :heart:

Wild cat)))
зай...авик супер...мне очень нравится))
а по теме если-ну...я вот не знаю чего...но вот эти слеши меня не привлекают....ну че то не то как то))))хоть у меня и очень даже бурная фантазия)))на мой взгляд уж если хочется - лучше прочитать какой нить- эротический рассказ)гыыыыыы  

Ок))) раз все так просили - кидаю)))
Название: "Мои воспоминания....."
Автор: Lina
Пэйринг: Билл/Том
Рейтинг:NC-13
Жанр: Slash/POV, Angst, Romance, чуть-чуть PWP
Статус: Закончен
Дополнение: Рассказ от лица Билла

Черт, в таких случаях никогда не знаешь, как начать… Не зря люди придумали эту избитую формулу: «Once upon a time»! Я мог бы начать с того, что когда мне было семь месяцев, Том «поделился» со мной шоколадкой - и после этого меня откачивали в приемном отделении захолустной муниципальной больницы - эту историю любит рассказывать мама гостям, которые умиляются нашим с братом идеальным отношениям. Или с того, что когда в двенадцать лет школьный психолог сказал, что хочет провести со мной небольшой «профилактический» курс, именно Том настоял, чтобы я ходил… он просто водил меня к этому очкарику, утверждавшему, что я «слишком оторван от реальности». А одноклассники Тома смеялись и называли его «нянькой»… Я мог бы также начать с того, что когда на один из наших первых концертов пришло всего одиннадцать человек - и то потому, что узнали, кто солист, мы с Томом с горя надрались в гримерке, чего никогда после этого не бывало, передавали друг другу гигантскую бутылку на редкость дерьмового виски, - мы тогда так напились, что даже не смогли расписаться на майке единственной девчушки-фанатки, которая терпеливо ждала нас у входа. Но я начну с того дня, когда окончательно выяснилось, что Георг - наш fucking beloved басист - уходит из группы…
Нет, это давно витало в воздухе, несколько раз заводились пространные разговоры… все это так напрягало - эта недосказанность, эта подвешенность. Георг и Либби назначили дату свадьбы, но я еще надеялся, что все останется по-прежнему; глупо, конечно, но - черт побери, они ведь встречались целую вечность, и группа им не мешала! А потом состоялся главный разговор. Георг все время косился на меня, не зная, какой реакции от меня ожидать, Том тоже не сводил с меня тяжелого взгляда… Будто я ребенок или псих, который может выкинуть все, что угодно. Может, так оно и есть, но в тот день я сказал Георгу всего одну фразу: «Я все понимаю!»; а что еще я мог ответить? Тем более что и парни были расстроены… А на меня опустилось какое-то «мертвое» спокойствие, какое всегда чувствуешь, когда расставлены все точки над «i». Я лежал на своей полке и вспоминал….. Вспоминал историю создания нашей группы……
За эти годы мы стали старше и, наверное, выносливее. Мне не хотелось ничего делать, ни с кем ругаться, просто… просто было больно, будто кусочек сердца выдрали без анестезии. В голове пульсировала какая-то незнакомая мелодия, и я больше часа мучительно пытался вспомнить, откуда я ее знаю, - пока не понял, что она родилась только что. Мелодия вместе с неясной пока россыпью слов отправилась в мутный колодец моей памяти…
Тур продолжался, и ничего не изменилось - кроме того, что в нашей ежевечерней болтовне в автобусе появились - сначала робкие, а потом вполне конкретные - разговоры о том, когда Георгу лучше уйти, и кем мы его заменим. Мы кое-как сторговались на том, что он останется до конца года, хотя он был готов свалить хоть через месяц. Нет, он переживал за тур, старался и все такое, но он уже говорил «я», а не «мы», когда речь заходила о планах, и часто… ну, понимаете, будто отстранялся, уходил в себя - и мы все в точности знали, о чем, о ком он думает… Я почти не злился на него, но глядя на то, как его взгляд рассеянно блуждает по нашим лицам, я чувствовал, как разрушается, распадается на атомы то, что я так долго создавал, ради чего я готов был на все. Я будто видел прекрасный сон, а потом вдруг проснулся и обнаружил, что на самом деле все далеко не так радужно, как мне казалось. Отвратительное ощущение.
Наверное, этим и можно было объяснить мое настроение. Я бесился, я раздражался из-за ничтожных мелочей, «наезжал» на Йоста, на менеджеров, на секьюрити, на всех, кто попадался под руку. С парнями приходилось себя сдерживать - с Георгом потому, что я не хотел показаться мстительным ублюдком, с Томом потому, что это было небезопасно, а Густав попросту избегал меня, никак не реагируя на мои нападки. Но и им доставалось; на меня начали смотреть, как на монстра: техники ворчали, секьюрити цедили сквозь зубы ругательства, Густав во время саудчеков молчал, как рыба, в ответ на мои недовольные взгляды, а сквозь внешне безобидное: «Yo, what’s up, man?» Тома явно проглядывало возмущение моим поведением. Но я и сам не мог понять, что со мной происходит, что «зудит» в моем сознании, не давая спать ночью, как надоедливый червь, выедающий силы изнутри…
* * * * * * * *

Тот день, по правде, был отличным: последний концерт, afterparty и приятная мысль о том, что впереди у нас пять дней - целая вечность! - отдыха дома, перед продолжением тура. Я немного расслабился, и концерт прошел просто невероятно, такого драйва давно не было. Я несся через сцену к противоположному углу и нос к носу столкнулся с чертовски возбужденным Томом: мы оба были совершенно мокрыми, но при этом улыбались, как придурки; я проорал одну из фраз ему в лицо, а он так мотал головой, что капельки пота с его лица попали даже на мою шею. В этот момент я даже забыл обо всех своих беспокойствах, я готов был стиснуть его в объятьях и просто расцеловать; фанаты подпевали так, что меня, наверное, не было вообще слышно в последних рядах… «Ничего не закончилось! - яркими вспышками билось в моей голове. - Дурацкая истерика… Все будет хорошо… Все будет хорошо…» В тот момент на сцене я поверил в это, я смеялся, глядя на впавшего в экстаз Тома, молотившего по струнам так, что невозможно было разглядеть движения его рук. «Все будет хорошо, пока мы вместе, брат; у нас с тобой бывали на редкость дерьмовые времена, но все прошло… И сейчас все наладится!»
На afterparty мы отправились с удовольствием: я по любому не смог бы заснуть после такого вечера, а парни, наконец, расслабились, видя, что я спокоен. Да и клуб для такой глуши был отличным - минимум фотографов, масса спокойных уголков, вся наша компания, симпатичные девочки и несколько наших давних знакомых музыкантов. Лучше и не придумаешь.
- Эй, Билл, а нам не пора? – Том бесцеремонно вывернул наручные часы бармена, чтобы разглядеть стрелки, а парень только ухмыльнулся и плечами пожал. Еще бы - после того, как Том битый час травил ему байки про знаменитостей, этот парень останется навеки поклонником моего брата. - Уже полвторого!
- Мда… надо ехать, подожди, я только позвоню…
- О, Том, что так рано?! - наш новый менеджер и по совместительству постоянный собутыльник Тома, Джефф упал на моего брата, отлепившись от двух девиц. Он был уже здорово пьян, и выглядело это, прямо скажем, не очень.
- Нам пора, Джефф. Это вы тут будете потом дрыхнуть в гостинице весь день, а нам еще ехать черт знает сколько! - я похлопал его по плечу.
- Ты зануда, Билл, ты это знаешь? - ну вот, как всегда! Как только эта свинья напивается, то всегда превращается в полнейшего отморозка…
- Отвали! - я решил даже не вступать с ним в дурацкие споры, но Том уже аккуратно усаживал его на небольшой диванчик в углу.
- Эй, парень… Энди, да? Вызови ему такси, ок?! Он остановился в этом отеле возле концертного зала - «Night Road», кажется. Вот тебе деньги…
В этом весь Том. Я терпеливо ждал, пока ему надоест вытирать сопли Джеффу, краем глаза видя, что Густав и Георг уже топчутся у двери.
- Джефф, ехал бы ты в отель, дружище!
Мутный взгляд Джеффа остановился на моем брате с выражением пьяного умиления, он встряхнул растрепанными рыжеватыми волосами:
- Слушай, Том, у Virgin новая группа на примете - знаешь, они просто охренительны! Йост так говорит, а ты знаешь, что когда так говорит Дэвид, это много значит… Они хотят в них вложить реальные деньги, совсем не такие, как во всех вас вместе взятых, понимаешь? - я против воли тоже вслушивался в его болтовню; Джефф, конечно, алкаш, но не идиот даже в таком состоянии. - Все, чего им не хватает, - это ритма. Твоего ритма, Томми! Я слышал, как Йост говорил с ними о тебе… В

его не ревновал. Но зачем ему было врать мне? Дело в Кэтрин? Перед глазами у меня встала невысокая девушка с огромными голубыми глазами… чересчур добрая, чтобы закатывать скандалы и все такое. Насколько я помнил, они даже расстались очень тихо, хотя она терпела дольше всех. Она что, еще не потеряла надежду? Странно, что она еще не замужем - с этим своим беззащитным взглядом! Все они только и мечтают замуж поскорее выйти… А потом - все. В-с-е. Что бы ты там ни вопил до свадьбы о независимости и свободе, после свадьбы «ты» уже не существуешь… В единственной серии этого дурацкого Sex and the City, которую я посмотрел, был момент с молодоженами, которые ели одной вилкой. Я не раз это видел - одна вилка, одни мысли… «Тебе не стоит идти туда-то и сюда-то, дорогой!» - «Да, я тоже так думаю, дорогая!» Да, это я видел сотню раз. Георг с Либби тоже едят одной вилкой - и почему-то именно с тех пор, как назначили дату свадьбы. Не зря журналюги дают парам дебильные имена вроде Беннифер или Бранджелина - было два свободных человека, а получилось словообразование с четырьмя конечностями и одной fucking башкой - почему-то с женскими мозгами. Я представил на мгновение, как Том с Кэтрин едят одной вилкой… и тут же вскочил… Черт, черт, черт! Нет! Я обошел диван вокруг, потом еще раз… Георг сказал, что это его решение - уйти из группы. Его, кто же спорит?! Но ушел бы он, если бы не Либби? Фиг! Вот в чем вся соль!.. Кэтрин… Они расстались, потому что Том тогда выбрал музыку, выбрал… меня. А сейчас? И если даже и не Кэтрин, то может появиться другая…

Я схватил альбом с эскизами и карандаш, но лист быстро превратился в лохмотья из-за скопища резких линий, которые, наверное, были выражением моих чувств. Альбом отправился на мою кровать, а я сам уселся на перила на втором этаже и свесил ноги вниз. Подо мной стоял столик, заваленный журналами. Мне пришло в голову, что если бы я свалился, то заработал бы минимум перелом. Бесславный конец Билла Каулитца! Я невесело усмехнулся. Надо было посмотреть в лицо правде: на меня снова навалился тот самый страх, который в последнее время стал моим постоянным кошмаром. Я никогда не боялся одиночества - но при условии, что я буду знать: мой брат со мной. Раньше я думал, что даже если Том женится, ничего не изменится. Но как же это было наивно! Я снова вспомнил Георга и его взгляды на Либби, это недавно появившееся равнодушие в глазах. Если Том женится… это будет еще хуже, чем даже если бы его переманили в другую группу. Я не верил всерьез в возможность того, что он бы ушел, это было бы предательством - я точно знал, что он не сделал бы этого. Я мог бы поставить на это свою жизнь. Но женитьба, жена… Это ведь не предательство? Он же не принадлежит мне… ну, в этом смысле! Поначалу все было бы, как всегда: чуть больше внимания ей, чуть меньше - мне, а потом… Как Георг. Только в миллион раз больнее для меня.

Пустота обступила меня. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Я напился снотворного и завалился спать, сжимая в руках Blackberry, думая, может, позвонить ему… Нет.

* * * * * * * * *
Я встал рано утром с головной болью и, увидев мокрое полотенце, прищемленное дверью ванной, понял, что Том все же вернулся ночью. Я специально проторчал на кухне больше часа - чтобы дождаться его. Накормил собаку, выжал сок на двоих, приготовил тосты, выбросил, потому что они мне не понравились, потом приготовил вторую партию, выбросил, потому что подгорели, затем - третью, но они быстро остыли. Йогурт, овсянка… повторим? Фрукты, минералка, чай… Наконец, Том соизволил спуститься: буркнул мне «Доброе утро» и, даже не глянув на тосты и художественно разложенные мной очищенные апельсиновые дольки, схватил стакан с соком.
- Ты что, надрался вчера? - я старался вести себя, как обычно.
- Всего один бокал вина.
- Ну да!
Том выглядел изрядно помятым и бледным… Я сидел на подоконнике с третьей по счету чашкой шоколада, смотрел на его голую спину и дико взъерошенные дреды, пока он наливал себе кофе, и все ждал, что он расскажет про Кэтрин.
- С чего это я тебе врать буду?
- И правда, с чего бы? - я вложил в этот вопрос весь свой сарказм и недосказанность, которая меня мучила всю ночь, но с утра Том не распознает в моем голосе нюансов. Он и бровью не повел. Промолчал. Значит, не скажет?
С минуту мы молча пили каждый из своей чашки, а потом зазвонил его телефон. Он ответил….. К моему облегчению, это была не Кэтрин. Он отвлекся на телефон, а я, воспользовавшись этим, просто разглядывал его, прислушивался к его голосу. Я представил на минуту, что его… нет. Что он где-то в другом доме, с другим человеком, что какая-то чужая женщина целует его в щеку… в губы… и отдает ему стакан с соком. Он смотрит на нее, а меня в этой картинке вообще нет. Далекий «братец Билли» живет в другом доме и пьет кофе один… ну, или с кем-то - не важно, главное, что без него. Не хочу. Я снова, как вчера, помотал головой, так, что в ней отозвалась ночная боль. Так не должно случиться! Мне вдруг нестерпимо захотелось подтащить брата к себе, обнять - так, чтобы его щека коснулась моей, вцепиться в его плечи, услышать от него что-то… ободряющее, успокаивающее. Даже если бы это было что-то грубое вроде сказанного тогда в машине «Я никуда не уйду, идиот!». Мы всегда были вместе. Всегда. Часто, когда люди говорят «всегда», они имеют в виду: с пятнадцати лет, с перерывами или что-то в этом духе. Но в нашем случае «всегда» - это именно «ВСЕГДА». Fuck, я просто не смогу без него! Том отключился, и я поспешил опустить глаза, чтобы он случайно не прочел в них отчаяние. И бог знает что еще.

Том подошел к мойке, чтобы поставить в нее чашку, его локоть случайно скользнул по моему колену. Он остановился - и наши взгляды внезапно встретились. Я почему-то затаил дыхание. Это был такой момент… как момент истины. Если бы тогда он сказал что-то вроде: «Скорей бы уже закончился этот хренов перерыв - мне скучно здесь», я бы поверил, я бы успокоился. Но он просто смотрел на меня своими чересчур темными глазами - странно и задумчиво, будто размышляя о чем-то своем. Мне вдруг стало жарко и как-то неловко от этого его тяжелого взгляда. Потом он облизал губы и хрипло спросил:
- Ты собаку кормил?
- Собаку? - я заморгал, не понимая, о чем речь. - Д-да, а что…
- Почему он опять грызет ножку стола?.. - Том развернулся и рявкнул на бедного пса: - НЕТ! - Тот виновато опустил морду и присел под столом. Я недоуменно смотрел на Тома и чувствовал себя… глупо. Глупо и странно. Я знаю своего брата, клянусь богом, очень хорошо знаю - но есть в нем какие-то… омуты, недоступные мне «провалы», которые запутывают меня и даже пугают, потому что я ни черта в них не понимаю.

Я надеялся, что новые концерты отвлекут меня хоть немного от всех этих мыслей, которые сводили меня с ума, но, похоже, я слишком многого хотел от возбужденной толпы фанатов и бесконечной тряски в автобусе. Я чувствовал себя маленьким мальчиком, родители которого находятся на грани развода: семья вот-вот развалится и папа уйдет из дома, а малышу никто ничего не говорит. Это было глупо, но я просто не мог «выключить» все эти мысли. Когда Георг звонил Либби, я старался отвлечься, потому что это меня нервировало; когда Том выходил из автобуса или номера гостиницы, чтобы поговорить по телефону, мне мерещились то Кэтрин, то боссы из Virgin… Как только он возвращался, я с подозрением вглядывался в его лицо, пытаясь понять, о чем он думает. Я медленно, но верно превращался в параноика. Но хуже всего было то, что я пытался найти выход. Я не собирался сдаваться, за несколько дней вспомнив, наверное, всю нашу с Томом жизнь. Мне стало ясно: все эти годы я «окружал» своего брата, я всегда старался заполнить собой все пространство вокруг него, чтобы не осталось места ни для кого, ни для чего другого. Все детство и юность мы были вместе, я не отходил от него ни на шаг - общие друзья, общие интересы… да я, наверное, лучше помнил всех его девушек и друзей, чем он сам! Мы занимались вместе музыкой, мы могли часами обсуждать свои идеи, но в какой-то момент я отчетливо понял: наши мечты становятся все более иллюзорными, все более… мечтами, причем несбывшимися, а реальность - вот она: мы оба занимаемся чем-то другим, денежным, доходным, интересным, но… все это было не то. И я сделал выбор. Тогда я думал, что теперь Том мой навсегда: наша общая мечта начала сбываться; сначала было безумно трудно, но я вцепился в нее ногтями и зубами, бросил все, что мне мешало, почти не жалея. Наградой мне были первые фанаты, знавшие наизусть все наши песни из первого альбома, и - главное - экстаз моего брата, разносящего свою гитару в ночных клубах, где мы сначала выступали. Группа связала нас крепче, чем узы крови, теперь мы не могли существовать один без другого. И в какой-то момент я понял: я могу обойтись без многого - без кино, без живописи, без большинства друзей, без… Кэмерон или Скарлетт, Сары, Николь… Если у меня будет группа и Том…. Том и группа…. И так было до того самого дня, когда Георг собрался уходить. Мое главное «если» было под смертельной угрозой - или я просто только сейчас заметил эту угрозу? Если уйдет Том, не будет никакой музыки, никакой группы.

да, тогда я понял, что это единственное мое слабое место в той «китайской стене», которую я выстроил вокруг нас с моим братом, - любовь. если он полюбит кого-нибудь по-настоящему, все рухнет. и что я мог с этим сделать? что?!
мое настроение менялось, как море, и том только подливал масла в огонь. сегодня он одергивал меня после ругани с охранниками, сдвинув брови: «хватит отрываться на парнях, билл, они не виноваты, что у тебя плохое настроение!», а завтра усаживался рядом, обнимал меня за плечи и, восхищенно улыбаясь, прижимаясь к моему плечу грудью, говорил, что я круто выступал сегодня вечером. меня бросало то в холод от его упреков, то в жар от его прикосновений… я просто стал чересчур чувствительным к его поведению, к его словам и взглядам…
знаете, как это бывает: ты думаешь и думаешь о чем-то целыми днями, не переставая, а потом вдруг, когда ты уже отчаялся и расслабился, тебе в голову приходит решение - готовое, логичное и прекрасное в своей завершенности. так случилось и со мной. не знаю, из каких глубин подсознания это решение всплыло, но в первое мгновение оно ужаснуло даже меня самого...

* * * * * * * * *
…Это был совершенно бессмысленный вечер в концертном автобусе: в этот день мы не выступали, но нужно было успеть доехать до другого города, а мы замешкались с аппаратурой, плюс в этой консервной банке что-то сломалось… в общем, мы ехали без остановки - и меня уже просто подташнивало от размеренного движения и едва слышного гула двигателя. У нас были кое-какие планы на вечер, мы должны были что-то там обсудить, но Георг был в «коме» и уже в девять вечера завалился спать, Густав вскоре тоже задремал, Том сказал, чтобы я расслабился, и вообще в этот день не воспринимал меня всерьез, что меня, честно говоря, страшно злило, поэтому я просто сидел на диване с лэптопом на коленях и тупо разглядывал очередной контракт, который мне прислали из какой то студии. Том и наконец то протрезвевший после бурной недели Джефф возились напротив меня: сначала травили какие-то анекдоты, потом начали бороться, а когда я отвлекся от мелкого шрифта на экране и поднял на них глаза, Джефф уже визгливо хрюкал, дергая ногами, под щекочущим его Томом. Я гневно уставился на них, но на меня никто и не думал обращать внимания. Вместо того чтобы обсудить клип, как мы планировали, они… фигней всякой страдают! Я захлопнул лэптоп - все равно в таких условиях невозможно сосредоточиться… Довольно хихикающий Том все еще не отпускал друга, а тот - красный и вспотевший - барахтался под моим братом, как вареный краб. Я и сам боюсь щекотки… Я представил себя на его месте и поежился от возбуждающей дрожи, которая пробежала по спине и скрылась где-то под ремнем джинсов. Мой взгляд упал на обалдевшее лицо близнеца…
- Том, оставь в покое Джеффа! - думаю, мой голос прозвучал слишком резко, потому что наш чертов алкаш-менеджер выглядел явно удивленным, впрочем, ненадолго, потому что спустя мгновение Том (который меня будто и не слышал) уже с еще большим энтузиазмом щипал его, запустив руку под майку. Я не смог усидеть на месте - вскочил, подошел к столику, включил чайник, не зная, куда деть себя. Мой брат и его дружок с этой точки выглядели почти развратно, и, глядя, как близко губы Тома от скулы вертящего головой Джеффа, я испытал сильнейшее желание бросить в них чем-нибудь тяжелым…… Я отвернулся и стал дрожащими руками заваривать для себя чай. Черт, как меня все это достало! Когда я, наконец, сделал первый глоток обжигающей бледно-зеленой жидкости, они, к счастью, успокоились. Я стоял и смотрел на них сбоку: Том положил руку на плечо Джеффу и, смеясь, то и дело дергая его, пихая его под ребра, рассказывал что-то, недоступное сейчас моему затуманенному мозгу. Я пил, не чувствуя вкуса чая, и вдруг…
«Ну да, конечно!.. Нет!.. Билл, ты просто псих… нет, ты - реально псих!.. Да, да, да… Это то, что нужно!» Пришедшая мне в голову мысль так поразила меня, что я вздрогнул всем телом и резко отвернулся от парней, расплескав свой чай на себя и пол. Том обеспокоено привстал:
- Эй, Билл, ты там не обжегся?
- Нет… Нет, просто чуть-чуть облился, пойду переоденусь! - не своим голосом пролепетал я и помчался в холодную крошечную ванную - одно из тех немногих замкнутых пространств автобуса, где можно было побыть наедине с самим собой. Запер за собой дверь и прислонился к ней спиной, вздохнул. О боже.
Да. Да. Fuck. Да. За эти годы я стал для Тома всем - семьей, лучшим другом, одногруппником, помощником и одновременно тем, о ком он заботился. В его сердце остался всего один малюсенькое местечко - место для любимого человека. И я, клянусь богом, займу это место! Я построю на нем целый замок с неприступными сторожевыми башнями и сделаю так, что никто не сможет даже приблизиться к нему. Аминь. Я - fucking эгоист, но я просто защищаю то, что принадлежит мне.

Я умылся холодной водой и несколько минут буравил взглядом свое собственное отражение в зеркале. «Ты - псих… и извращенец, - прошептал я чуть слышно, глядя в свои глаза с чуть расширенными зрачками. - Псих, но, черт побери, гениальный!» Я еще не знал, что буду делать, как буду себя вести, я не был уверен в том, что придумал; впервые в жизни я чувствовал, что ступаю на по-настоящему опасную дорогу, что иду ва-банк, рискую всем, что у меня есть. Но, глядя на то, как вода крупными каплями стекает по моим щекам, я также чувствовал, что я - на правильном пути. Безумие. Теперь уже настоящее…

* * * * * * * * * * * *
О, конечно, я сомневался. Перед концертом Том настраивал свою гитару в гримерке, прикрыв глаза и покачиваясь в такт, а я смотрел на него и все думал, думал, думал. «Черт побери, это же мой брат. Это же Том! Опомнись…» Но такие мысли приходили ко мне не так уж часто. Я запустил в свой мозг идею, которую одобрило мое сердце - и «атомный реактор» заработал, я уже не мог остановиться - так всегда было. Первый практический вопрос, который у меня возник, был и самым сложным: как далеко я собираюсь зайти? Эта мысль посетила меня прямо на концерте, когда я пел. Том стоял на сцене прямо за мной и, смотря на меня, шевелил губами, повторяя каждое слово, а я периодически поворачивался и глядел на него, завороженный ощущением, будто мы одни в этом зале. Еще до того, как мы оба пропели - я громко и проникновенно, а мой брат - беззвучно - финальное «…spring ich fur dich…», я уже ответил на свой вопрос: «До самого конца!».
Второй вопрос был обманчиво-несложным. И я, и Том имели кое-какой опыт не только с девушками, но мы оба никогда не были пассивом - а значит, не могли по-настоящему считаться даже бисексуалами. И я не представлял, мог ли вообще мой брат запасть по-настоящему на парня - любого. Это был спорный вопрос, и я решил проверить это на практике, осторожно прощупав почву. Странно, но я не думал о том, смогу ли Я. Было еще кое-что… Когда мы были еще детьми - я помнил все это очень смутно, а иногда, вдруг вспоминая что-то такое, говорил себе, что это просто фантазия, сон, - мы были очень близки с Томом. Даже слишком. Может, дело в отце… может, в том, что мы были предоставлены сами себе 24 часа в сутки… может, потому что мы нуждались в заботе… Кто знает? Я помнил всего несколько эпизодов - как вспышки. Помнил, как мы спали вместе, в одной огромной кровати, как засыпали, шепча друг другу что-то прямо в лицо, так, что дыхание обжигало, накрывшись с головой одеялом, задыхаясь под ним. Как потом просыпались и долго лежали с закрытыми глазами, сдерживая дыхание, чтобы не нужно было подниматься, отрываясь друг от друга. Как Том стискивал мою ладонь в своей руке, когда мы в очередном чужом городе шли мимо компании воинственно настроенных ребят, как я прижимался к нему. Как однажды мы, почти уже подростки, вместе влезли в огромный фонтан - была почти ночь - страшно вымокли, а я с внезапным удивлением и восхищением смотрел на своего брата и завидовал его более крепкому по сравнению со мной телу, любовался им и… гордился… А потом? Потом мы выросли… С детства осталось только мое желание касаться Тома, видеть его всегда, чувствовать его взгляд на моей спине - поддерживающий, защищающий. В старших классах школы мы, кажется, были обычными школьниками - дрались, встречались с девчонками, сходили с ума по музыке, подрабатывали, занимались всем на свете, мечтали. Только иногда я хотел, чтобы Том, как в детстве, взял меня за руку… или обнял под жарким одеялом… Я и сам тогда не знал, чего я хочу от него.

А, был еще один случай… об этом я вспомнил случайно…
Однажды шел сильный дождь - и из-за этого днем было почти темно, мы ехали совсем медленно, но я не нервничал из-за этого: у меня почему-то было совсем сонное, уютное настроение, которое портила только навязчивая боль в ступне, которая приходила периодически, никогда не предупреждая. Проклятая травма! Я не стал пить антибиотики, потому что и так уже на треть состоял из этой химии - после всех моих болезней. Том недолго смотрел на мое несчастное лицо: он принес мой согревающий крем, содрал с меня носок и стал массировать ногу. Спешить нам было некуда, Георг и Густав играли на гитаре, передавая ее друг другу - что-то типа игры «продолжи мелодию», а я с грустью наблюдал за этой идиллией. Но чем дольше мускулистые пальцы брата мяли мою ступню, тем больше я растекался горячей лавой по дивану: нога согрелась - и тепло поползло вверх, немного замешкалось у живота, дошло до груди, затопило последние остатки рассудка. Я чувствовал себя кошкой, которую хозяин загладил до невменяемого состояния. Очередной кусочек песни в исполнении Георга был очень мелодичным, моя нога лежала на колене брата, я смотрел на Тома в профиль и вспоминал один случай из нашей юности…
Нам было всего пятнадцать и у нас было что-то вроде вечеринки-мальчишника. Парни напились, конечно, мы все обкурились - несильно, но все же - какой-то легкой травой, и засели играть в карты. По плану у нас был ночной клуб, девочки, все такое, но на улице так же, как сегодня, лил настоящий ливень, мы согрелись и, валяясь прямо на полу гостиной вшестером или всемером, дружно решили остаться на месте. Сначала были шуточки из разряда «не для маминых ушей», потом мы начали рассказывать всякие позорные истории из своей личной жизни и, наконец, дошли до того, что стали строить из себя развратников столетия. Помню, я заплетающимся языком заявил, что мог бы, если бы захотел, переспать с кем угодно, что у меня, типа, «широкие взгляды», и еще гнал какую-то ерунду. И тогда Грейди - приличный мальчик из приличной семьи, правда, обкурившийся больше всех - сказал:
- А спорим, что не с кем угодно?!
- Я говорю с кем угодно!
- Это ты сейчас так говоришь, под кайфом… Ты даже не любого поцеловать бы мог, малыш! Что-то мы тебя не замечали за особыми извращениями!
- Спорим? - в нормальном состоянии я ненавижу все эти идиотские пари, но моя кровь уже взыграла, и я был готов на все. К сожалению, Грейди тоже.
- ОК, спорим, ты не сможешь поцеловать Фрэнки из 45-й квартиры!
Фрэнки из 45-й квартиры был гомофобом-громилой, и все знали, что он два раза сидел за избиение чуть ли не до смерти каких-то парней. В общем, он был полным отморозком, причем реально опасным. Я, несмотря на все это, вскочил и уже сделал неверный шаг в сторону двери, готовый к подвигу почище «убить дракона», но Том, до этого следивший за нашей перепалкой с ленивой улыбкой, вдруг ожил, схватил меня за руку и дернул вниз так, что я рухнул на ковер.
- Эй! - это все, на что меня хватило.
- Никуда ты не пойдешь, ясно? - для верности он еще и на Грейди глянул с таким видом, что тот не стал настаивать. Правда, в его извращенных мозгах созрела другая идиотская мысль.
- ОК, это было бы глупо… fucking shit, да Фрэнки бы размазал тебя по своему мустангу тонким слоем!.. Но ты тут трепался про широкие взгляды и все такое… Спорим, ты не смог бы поцеловать… своего брата?!
Грейди победоносно откинулся на подушке и затянулся окурком косяка. В другой обстановке все наши друзья поржали бы и назвали бы его придурком, но затуманенные мозги жаждали чего-нибудь оригинального. Джим - самый здравомыслящий и старший - только присвистнул и засмеялся,

волосы. Я повернулся на бок, чтобы видеть его лицо; Том смотрел на меня через полуопущенные веки, лениво улыбаясь, и теперь моя щека прижималась к его груди. Я завороженно уставился на его почти бордовые губы и почувствовал, что у меня кружится голова. Какой брат? Том? Нет, никакой он не брат… Братья не бывают такими…
- Ну как мне уснуть? Я схожу с ума от этого пекла, и в голове каша… - сказал я просто для того, чтобы что-то сказать, пытаясь запомнить это ощущение - прикосновение к чуть влажной коже….. Он ухмыльнулся, и я понял, что он где-то на границе сна и бодрствования. Если бы я решил его соблазнить сейчас, он бы даже, наверное, не сопротивлялся бы. Его ладонь вдруг странно-невесомо скользнула по моей скуле, щеке, шее:
- Помолчи, от твоего горячего дыхания на моей коже мне еще жарче… - прошептал он так хрипло, что я вздрогнул и замер. Том больше ничего не добавил - и через несколько минут уже глубоко спал, все еще улыбаясь. Я с сожалением уполз в свою спальню, тоже разделся догола и, ничем не укрываясь, упал на скользкую шелковую простыню лицом вниз. Мурашки пробежали по моей коже, как только я вспомнил ЕГО голос, его затуманенные сном глаза. Помню, когда я засыпал, мне хотелось двух вещей - на выбор: услышать у своего уха любую ерунду, сказанную низким и возбужденным голосом моего брата, а затем оказаться прижатым к этим простыням его тяжелым телом, или же попасться на глаза Тому в таком виде, в котором я находился в тот момент - обнаженным, распростертым на кровати… Безумие. Снова.

На следующий день, с утра пораньше, меня в последний раз посетили серьезные сомнения по поводу моего «гениального» плана. Впрочем, я недолго сражался с голосом морали, которые едва слышно шептал что-то из глубин моего разума. Мое отношение к брату уже изменилось - необратимо. Я уже не мог забыть свои ощущения, желания, чувства. Я не мог больше выносить мыслей о том, что он может быть с кем-то другим, не со мной. Да и в Томе, кажется, что-то изменилось по отношению ко мне. Его прикосновения стали мягче, я часто ловил на себе его странный «сканирующий» или как будто затуманенный взгляд. В такие мгновения мне хотелось ему нравиться - я улыбался, нервно вертелся на стуле, слова застревали в горле. Я не знал, что он думает и чувствует, но что-то мне подсказывало, что не у одного меня проблемы с родственными чувствами.
Поэтому я и сделал то, что сделал…

* * * * * * * * * *

Мы сидели за лучшим столиком в Hyde - была середина дня, «дневная» часть клуба - ресторан - была заполнена на треть, усталые от жары официанты оживлялись только на подходе к нашему столу. Я то и дело поглядывал в затененное, выходящее на фешенебельный бульвар, окно, отпивая из стакана ледяной чай; Том, чья рука лежала на спинке диванчика прямо за моей спиной, почти обнимая мои плечи, сидел рядом, не притрагиваясь к своему салату; напротив нас наши приятели Алекс и Марисса увлеченно спорили о какой-то ерунде, размахивая вилками и рассеянно отправляя в рот то ли рукколу, то ли шпинат в каком-то белесом соусе. Мне не хотелось вникать в их разговор, а Том, улавливая обрывки их беседы, время от времени внезапно начинал смеяться, заставляя меня каждый раз вздрагивать от неожиданности. Я тоже улыбался - но просто за компанию, по привычке, плохо соображая, что происходит вокруг меня.

* * * * * * * * * *

Мы сидели за лучшим столиком в Hyde - была середина дня, «дневная» часть клуба - ресторан - была заполнена на треть, усталые от жары официанты оживлялись только на подходе к нашему столу. Я то и дело поглядывал в затененное, выходящее на фешенебельный бульвар, окно, отпивая из стакана ледяной чай; Том, чья рука лежала на спинке диванчика прямо за моей спиной, почти обнимая мои плечи, сидел рядом, не притрагиваясь к своему салату; напротив нас наши приятели Алекс и Марисса увлеченно спорили о какой-то ерунде, размахивая вилками и рассеянно отправляя в рот то ли рукколу, то ли шпинат в каком-то белесом соусе. Мне не хотелось вникать в их разговор, а Том, улавливая обрывки их беседы, время от времени внезапно начинал смеяться, заставляя меня каждый раз вздрагивать от неожиданности. Я тоже улыбался - но просто за компанию, по привычке, плохо соображая, что происходит вокруг меня.
И вот, когда Алекс - наблюдательный Алекс, сколько раз ты первым замечал, что со мной что-то не так! - в очередной раз перебил Мариссу и стал доказывать что-то свое, я положил руку на колено Тома. Он поначалу не обратил на мою руку особого внимания, всего лишь слегка наклонив голову ко мне - подумал, наверное, что я, как обычно, просто привлекаю его внимание к себе, собираясь что-то сказать. Но я молчал - а моя рука продвинулась выше и замерла, поколебалась мгновение, а потом скользнула чуть в сторону, лаская внутреннюю сторону его бедра. На этом я остановился, внезапно испугавшись: во-первых, этот мой жест просто невозможно было отнести к разряду обычных и невинных, а во-вторых, Том замер, как каменное изваяние. Просто застыл на месте. Мое сердце стучало очень медленно, но очень громко, так, что, наверное, этот звук услышали бы и Алекс и Марисса, если бы не были так заняты друг другом. Я опустил глаза и вроде как уставился на стакан с чаем, но краем глаза следил за своим братом. Я не собирался убирать руку - не в этот раз. Хватит, игры закончились… Или он отшвырнет ее, оттолкнет, или… Или что, Билл!? Я просто перестал дышать в те секунды; если бы рядом разорвалась бомба, я бы ее не заметил…….
Том шевельнулся, и я дернулся, поворачивая к нему голову; наши глаза встретились - близко-близко, так, что не обманешь. Его взгляд был напряженным, он будто спрашивал меня: «Билл, ты чего, прикалываешься?», как это иногда делал сам Том, он ждал подтверждения тому, о чем подумал. И как только он заглянул в мои глаза, он получил это подтверждение. Я мог бы превратить все в очередную шутку, но моя ладонь лежала практически между ног брата, и я уже просто устал один биться в этой паутине. Я вложил в свой взгляд все, что чувствовал, честно и открыто: страсть, желание, понимание, страх, сомнение, нежность… Время будто остановилось, до меня, будто сквозь стену, долетали приглушенные голоса Алекса и Мариссы, а сам я целиком сконцентрировался на расширившихся черных зрачках моего брата. Но его глаза ничего мне не ответили; он опустил голову, бросил быстрый осторожный взгляд на наших друзей, а я вздохнул - с облегчением и одновременно разочарованием. Моя рука медленно поползла назад, я отступал. Всего мгновение…..

А потом мои пальцы накрыла ладонь Тома.

Я удивленно вскинул на него глаза, но он не смотрел на меня, уже улыбаясь Алексу, который искал у моего брата поддержки, рассказывая, кажется, какую-то дурацкую историю. Он на меня не смотрел, но его рука сжимала мою, его большой палец поглаживал мой мизинец - медленно и нежно, подчиняясь странному ритму, напомнившему мне… Я фальшиво улыбнулся Мариссе и еще больше облокотился плечом на брата, молясь, чтобы этот обед не закончился никогда или закончился побыстрее - смотря чем все это продолжится…

После обеда я сбежал от Тома. Думаете, глупо? Просто я хотел дать время моему брату… и себе, если быть честным. А может, я просто испугался, запаниковал…. В этом мы с ним сильно отличаемся друг от друга: Том всегда находится в одном из двух состояний - либо он спокоен и уравновешен, либо - когда решение принято и нужно двигаться - прет напролом, не останавливаясь, не оглядываясь и ни о чем не сожалея. Я же, наоборот, совершаю кучу телодвижений, мечусь, колеблюсь, сомневаюсь - и думаю, думаю, думаю. Мне нужно было прийти в себя. Поэтому когда Алекс предложил показать нам строящееся здание, которое он хотел купить для нового клуба, я быстро согласился. Том захотел поехать домой - и я не стал его уговаривать; мы расстались на стоянке, садясь в машину, я чувствовал его пристальный взгляд на своей спине, мелкая дрожь пробежала по моему телу, когда я представил, о чем сейчас думает мой брат, какую задачу решает.
Поездка прошла как в тумане; я все время думал о том эпизоде в ресторане и был рассеянным; наконец, Алекс сжал мое плечо:
- Эй, Билл, ты на какой планете? - он внимательно смотрел в мои глаза.
- Сегодня я на Венере, пожалуй!.. - отшутился я, но Алексу этого было явно недостаточно.
- У вас с Томом все нормально? - я вздрогнул от этих слов и удивленно, не мигая, уставился на друга.
- Да, все ок. А почему ты спрашиваешь? - я напрягся: неужели со стороны что-то заметно? Алекс спокойно мотнул головой:
- Просто вы почти не разговаривали сегодня, оба какие-то… все в себе. Не поссорились?
- Нет, это, наверное, после тура… ломка! - я изобразил перекошенного наркомана с трясущимися руками, и мы вместе рассмеялись.
Глядя на Алекса, я на мгновение ощутил желание рассказать ему о том, что меня волнует - хотя бы небольшую часть, но потом понял, что это последнее, что я сделаю, - посвящу еще кого-то в наши с братом дела.
Чем больше я приближался к дому, тем больше меня трясло. Я почти с облегчением останавливался на каждом светофоре, ехал с черепашьей скоростью, с преувеличенным вниманием рассматривал вылезших к ночи на улицы проституток, прячущихся в тени низких домов, громко включал музыку в автомобиле, но в тот вечер ни Bjork, ни даже Nine Inch Nails
не могли перебить моих мыслей… Я открыл входную дверь и почти пробежал через гостиную к лестнице на второй этаж. Том полулежал на диване в гостиной в полутьме перед телевизором - совершенно расслабленный, невозмутимый.

- Здание какое-то жуткое, я бы на месте Алекса его не покупал бы! - с фальшивым энтузиазмом бросил я, пробегая мимо. - Черт, на улице такая жара… я умру, если прямо сейчас не приму холодный душ! - я даже не притормозил, не посмотрел на своего брата.
- Билл, позвони Йосту - у него к тебе какое-то дело! - голос Тома был ровным, как штиль на море. Я быстро развернулся и бросил на него взгляд:
- Какое дело?
- Не знаю, какая-то фигня насчет того фонда… - пробормотал Том, не отрываясь от просмотра допотопного фильма по кабельному каналу.
По дороге в душ меня взяла злость: я дергаюсь, а мой брат только что не дрыхнет на этом проклятом диване, будто ничего не происходит! Неужели он ничего не понял? Или притворяется? Мои мозги просто закипали, и я подставил голову под прохладную воду; раздражение, как ни странно, помогло мне взять себя в руки - я принял душ, переоделся в растянутую майку и вытертые джинсы, выпил на кухне сока, перезвонил всем, кому я был необходим в тот вечер, и только после этого спустился в гостиную. «Приду сейчас, а он заснул под MTV-шные мультики!» - с горькой иронией подумал я, выходя из своей спальни, но ошибся: Том все так же безразлично смотрел старый фильм, откинувшись на спинку дивана.
Я сел рядом - как всегда, с левой стороны - и попытался вникнуть в то, что происходило на экране. Хичкок?
- Хичкок? - я повернулся к Тому, задев его коленом. - На ночь только такое и смотреть! - он только улыбнулся.
- Смотрите-ка, фанат Стивена Кинга боится старинных ужастиков!
- Это ты храпишь ночи напролет - дом можно разобрать на гальку, а ты и ухом не поведешь! А мне потом все эти кошмары снятся… - естественно, я не боялся никаких ужастиков, просто Том улыбался уголком губ, и я не хотел отрываться от этого зрелища. - Давай переключим!
- Ни фига.
Он схватил пульт от телевизора и зажал его в руке.
- Ну, Тооом, пожалей психику своего брата! - стадия первая: увещевания.
- От «психики моего брата» и сам Хичкок откинул бы копыта, так что не прибедняйся, Билл! - Том уже искоса следил за мной, смеясь и зная, что с минуты на минуту я брошусь к нему отбирать пульт.
- Том… Это в твоих же интересах! Угадай, к кому я приду за утешением, если мне будут сниться разные ужасы?! - стадия вторая: угрозы.
- А может, я не против тебя утешить? - он все так же смеялся. Мои щеки залила краска: во время нашей перепалки я отвлекся от своих переживаний, а эта его фраза вернула меня с небес на землю. Или, наоборот, с земли на небеса? Чтобы скрыть свое смущение, я потянулся за пультом и схватил брата за запястье:
- Отдай! - но, естественно, легче было отобрать у голодной собаки миску с едой, чем заставить упрямого Тома разжать руку. Он спрятал руку с пультом за спину, навалился на нее всем телом и ржал, наблюдая за тем, как я потею, пытаясь сдвинуть его с места. А потом одним неуловимым движением подмял меня под себя и потряс у меня перед лицом вожделенным пультом:
- Слабак! - сорвалось с его улыбающихся губ, но мне уже был безразличен смысл самих слов. Я осознавал только одно: в полутьме гостиной, у мерцающего телевизора, на мне лежит Том… И я… Дико. Его. Хочу.

Конечно, это не было случайностью… мы оба бессознательно, наверное, устроили эту возню, чтобы, наконец, столкнуться с нашей «маленькой проблемой» лицом к лицу. Ведь это только в дешевых мелодрамах люди приходят друг к другу и наигранным тоном изрекают: «Знаешь, мне надо с тобой поговорить…» В тот момент я еще почему-то вспомнил, как наблюдал за Томом и Джеффом там, в автобусе; неужели мы выглядим так же? Нет, наверное, не так же. Ведь Джефф не лежал так покорно, как я, сжимая пальцами плечи Тома, его пульс не бился так бешено; ведь Том не смотрел на Джеффа так пристально, без улыбки. Прошло, наверное, несколько секунд, в фильме по сюжету кто-то за кем-то гнался, визжали шины на поворотах, а мой брат, встрепенувшись, вдруг будто начал отстраняться от меня, подниматься, опираясь на руки… Я не мог этого допустить - мои руки вцепились в его затылок, потянули на себя…
Когда я поцеловал его - во второй раз в нашей жизни, когда ощутил ничуть не изменившуюся за эти годы мягкость его губ, я… перестал думать. Это прозвучит смешно, но для меня «перестать думать» - это диагноз, потому что обычно я умудряюсь испоганить себе любую радость, любое событие, отдых, даже сон, секс и вкусный обед своими чертовыми размышлениями и волнениями. Но в тот момент все мои мысли исчезли; в моей голове крутилось только короткое «Да» - нет, не так… «Да. Да. Да-да-да».
Том почти не ответил мне, но и не сопротивлялся: просто разомкнул губы и позволил мне чуть-чуть углубить поцелуй, не отстраняясь и не отталкивая меня. Я не хотел отрываться от него; для меня вдруг стало жизненно важным целовать и целовать моего брата, но еще важнее было заглянуть в его глаза. Я разорвал поцелуй и, закрыв глаза, в течение нескольких секунд пытался успокоиться, а потом откинул голову и, все еще нервно сжимая его затылок, посмотрел ему в глаза.

- билл? - мое имя, сорвавшееся с влажных после моего поцелуя губ тома, было вопросом, который можно было не задавать. но проблема была в том, что у меня не было ответа. я не мог сказать брату правду, не мог и лгать, глядя в глаза. поэтому я просто молчал. - что это было, билли? - уже мягче спросил том.
я чувствовал себя примерно так, как подозреваемый в кабинете следователя с направленной в лицо лампой. уличенным.
- а на что это было похоже? - огрызнулся я, опуская руки.
- да, но почему? - похоже, мой брат был настроен очень решительно. я хорошо знал эту его манеру припирать меня к стенке и «трясти» до победного конца. мне хотелось снова впиться поцелуем в его губы и закончить этот бессмысленный допрос, но я знал, что так легко я не отделаюсь. я должен убедить его… доказать… доказать что? о боже, у меня просто снесло крышу в тот момент… и, к несчастью, посетило «вдохновение»…
- я хочу тебя.
- что?
- я хочу тебя. - в темных глазах тома появилось смятение. в моих, наверное, тоже. что я несу? в эту минуту я отчетливо понял, что прямо сейчас мой брат просто пошлет меня подальше или решит, что у меня на почве хронической неудовлетворенности вынесло мозги. итог один - он перестанет воспринимать меня всерьез! я напрягся, вывернулся из-под него и поменялся с томом местами. теперь он лежал на спине, а я прижимал его к дивану своим телом. конечно, при желании он легко сможет освободиться, но я надеялся, что он не станет делать этого хотя бы из любопытства, хотя он и не любил терять контроль над ситуацией.
- подожди, ты серьезно? - он схватил меня за руку чуть выше локтя, пока я устраивался поудобнее. - когда это ты стал геем?
«я не гей!» - это уже готово было сорваться с моих губ, но я вовремя замолчал из-за осенившей меня идеи. ну да, это выход… я грустно улыбнулся, не сводя глаз с лица тома:
- не знаю… просто вдруг почувствовал, что с девушками… в общем, мне этого недостаточно. ну, ты знаешь, как это бывает - просто в какой-то момент ты чувствуешь, что тебе чего-то не хватает… - по правде говоря, я не очень-то и врал, так что пока все выходило вполне правдоподобно, а том был более-менее спокоен, поэтому я воспрял духом.
- это как наваждение, том! ты же знаешь меня: пока я не испытаю то, о чем думаю, не успокоюсь, только хуже будет!
- и о чем же ты думаешь? хочешь трахнуться с парнем? по «полной программе»?
о, томми, не просто с парнем, с тобой..…!!
- да, я думаю, да… я никогда… да ты и так знаешь…
- и ты подумал обо мне? - в его голосе была легкая насмешка. представляю, как звучала вся эта ахинея с его стороны. я неуверенно кивнул, испуганно глядя в его глаза и прикидывая, с какой скоростью я сейчас полечу на пол.
- почему я, билл? - мой брат вдруг стал более чем серьезным. вот он, главный момент - почувствовал я… что мне ответить? потому что я люблю тебя? потому что я боюсь тебя потерять? потому что…
- потому что я доверяю тебе.

Это был правильный ответ - я понял это сразу, видя, как Том моргнул, что-то внутри его сдалось. Я инстинктивно, сам того сначала не заметив, надавил сразу на несколько заветных кнопочек Тома, действующих только для меня, - на его чувство ответственности по отношению ко мне, на его заботу и желание держать под контролем все, что со мной происходит, желание защитить меня от любой, даже случайной, боли.
- Я хочу, чтобы это был ты, Том! - я должен был закрепить результат, для этого и шептал в его ухо, прижимаясь щекой к его щеке, гладя волосы. - Только тебе я доверяю настолько, чтобы… Не отказывай мне, пожалуйста… Я боюсь, - его ресницы снова дрогнули и мне стало стыдно за себя, - боюсь делать это в первый раз с кем-то другим…
Я целовал его и шептал еще что-то, а потом снова целовал - пока он не ответил. Пока его зубы не прихватили ласково мою нижнюю губу, пока его язык не скользнул в мой рот, пока его руки не прижали меня к его телу… Я ведь уже говорил, что Том такой: если он решился на что-то, то уже не поворачивает, не останавливается, берет все в свои руки. Особенно я не был против последнего; за эти долгие недели я так устал проявлять инициативу, приставать к брату, скрывать от него свои мотивы, думать и о концертах, и о продюсерах, и о будущей замене Георга, и о предполагаемом предложении Тому от Virgin - я настолько устал тащить на себе все это разом и еще массу эмоций, что почувствовав, как мой брат с силой сжимает меня в своих объятиях, я расслабился и полностью открылся.
Это была правда: я действительно доверял только ему, и доверял на все 100 процентов, только с ним мне не нужно было быть всегда энергичным, всегда сильным и смелым. Именно ему я только что шептал такие слова, как «боюсь» - то, чего никто больше от меня не слышал. Я не хотел сейчас никакой ответственности, никакой власти…
- Не обещаю, что будет приятно… - с сожалением пробормотал Том в перерыве между поцелуями, и полууснувшая рациональная часть меня обрадовалась: его слова означали, что эта ночь у меня в кармане.
- Не бери в голову.
- Идем наверх, - прохрипел Том и легко встал, увлекая меня за собой…

...Мой брат сидел на краю кровати и, обнимая меня, стоящего перед ним, целовал мой голый живот. Думать в такой ситуации было очень проблематично, но на минуту меня словно холодной водой

радостно обнимались: оказалось, что они вместе где-то там учились. Он был нашим фанатом… и явно моим поклонником - это стало ясно почти сразу же после того, как Густав представил его. Кажется, мальчика звали то ли Вик, то ли Марк, то ли еще как-то… В общем, пусть будет Вик. Он уставился на меня своими странными глазами полукровки с арабской примесью и начал петь дифирамбы моему творчеству и моей невыразимой красоте. Густав посмеивался, а затем, поняв, что он уже не интересует Вика, с удовольствием оставил меня ему на растерзание, бросившись помогать моему брату что-то там вытаскивать. Естественно, я бы в два счета отшил Вика - уж поверьте, в этом у меня громадный опыт! - но только я открыл рот, чтобы сказать какую-нибудь гадость этому пареньку, как мой взгляд упал на Тома - и я мгновенно понял, что мой брат слушает. Он стоял к нам боком и вроде бы задумчиво смотрел на чемоданы, но по его напряженным плечам и выражению лица я определил, что в тот самый момент он весь насторожен, как леопард, заслышавший добычу… Я очаровательно улыбнулся Вику и положил руку на его плечо:
- Да ладно, я уже понял, что ты в курсе всего, что я делаю… а как насчет тебя? Чем занимаешься?
Том прекрасно знал, что мне обычно наплевать на подробности жизни случайных знакомых, поэтому он начал поворачиваться в нашу сторону, и я поспешил отвести глаза - сконцентрировался на Вике, сделал шаг к нему поближе, снова улыбнулся, заставив того смущенно на меня таращится. Мне до смерти хотелось увидеть лицо Тома в это мгновение, но я знал: если играть, то уж до конца. За десять минут я выдал почти весь свой «репертуар» - намеки, двусмысленные шутки, взгляды, легкие прикосновения. Бедняга Вик был «готов», как свежеиспеченный пирог. На прощание я подмигнул ему:
- Ты будешь на концерте?.. А билет какой купил? На балкон? Правый или левый? Левый! Отлично, буду знать… Ты же в курсе, что после концерта и автограф-сессии мы встречаемся с фанатами у автобуса? Придешь? Ладно… еще увидимся… - возможно, последняя фраза была лишней, но меня уже вовсю несло; я едва сдержался, чтобы не потрепать мальчика по щеке. Я проводил Вика, уходящего от нас спотыкающимся и ошеломленным шагом, мечтательным взглядом, позволил своим глазам сохранить капельку томности, а потом повернулся… и тут же встретился глазами с Томом. Ага. Злость. Бессилие. Снова злость. И еще что-то, что запало мне в душу неопознанным….

- Билл, не издевайся над моим другом! - Густав смеялся, сидя на коробке из-под микроволновки. - По-моему, он на тебя запал - пожалей его и не давай ему надежды!
- Почему это? Он очень даже симпатичный… - я поддал в голос приторности, и Густав снова рассмеялся, находясь в полнейшей уверенности, что я шучу. А вот Том не смеялся. Ситуация для него и для Густава выглядела по-разному: Густ считал меня закоренелым натуралом, просто издевающимся над влюбленным поклонником, Том считал меня новообращенным геем, который ищет, с кем бы потрахаться. Самое забавное во всем этом было то, что на самом деле я был придурком, который пытается заставить ревновать своего брата… Только Георг, кажется, уловил суть происходящего, потому что именно он изрек странную фразу, которую никто не понял, кроме меня:
- Заберите кто-нибудь у ребенка зажигалку!
Я вопросительно и с вызовом посмотрел на него, но Георг только покачал головой и ретировался в автобус. А Том..… он выдержал целых пять минут, прежде чем схватил меня за руку - сильно, так, что его пальцы прямо-таки впились в мое плечо - и сказал, что хочет кое о чем поговорить в сторонке. Так мы оказались в пятидесяти метрах от парней, на грязных задворках концертного зала, где даже бомжи не желали бродить, а ветер лениво разгонял грязные бумажки и старые надорванные билеты…
- Он тебе понравился? - Том стоял, засунув руки в карманы и так вытянувшись от напряжения, что его глаза были на уровне моих. Я напустил на себя немного безразличный вид и пожал плечами, хотя адреналин у меня в этот момент был выше, чем, пожалуй, даже на концертах.
- Он ничего…
- И какие у тебя планы?
Господи, чего ты добиваешься, Том!? Честно говоря, я немного растерялся: флиртуя с этим парнем, я надеялся всего лишь чуточку позлить брата, заставить его ревновать, а не выяснять с ним отношения!
- Н-не знаю… Может… - я пытался на ходу выдумать что-то нейтральное, но мой брат меня опередил, выпалив почти агрессивно:
- Может, тебе автобус освободить на часок-другой?
Черт. Похоже, я перегнул палку.
- Слушай, Том, ты чего? Я всего лишь поговорил с ним!
- Поговорил? Да ты ему фактически назначил свидание!
- Ну и что?!
- Ну и что? Ты у меня спрашиваешь?
- Да, у тебя! Ну и что тут такого?! Для тебя, что, новость, что я интересуюсь не только девушками? Мы с тобой об этом говорили… - я запнулся и опустил глаза на мгновение, - об этом, так ведь?
Он молчал и смотрел куда-то в сторону. Естественно, ему нечего было мне ответить. Вернее, было - и именно этого я ждал от него; но… я ведь ему не нужен в «этом» смысле, так?
- Ладно, проехали. - Том махнул рукой, развернулся и пошел назад к стоянке, оставив меня молча смотреть на то, как он уходит. В тот момент я почувствовал себя страшно уставшим от всего этого. Мой взгляд не мог оторваться от нервно раскачивающееся цепочки на джинсах брата, а в моих мозгах пульсировала всего одна мысль: ну же, Томми… просто обними меня. Мне даже не нужен секс, не нужны никакие слова… Все, что я прошу, - это твои руки вокруг моего тела, твой воротник, в который я уткнусь лицом, твое дыхание рядом с моим ухом. Мне ведь не нужно много… В тот час я впервые почувствовал это такое редкое для меня желание - сесть на землю и остановиться, не бежать больше никуда. Поэтому я долго еще стоял на месте, один, как какая-то статуя, и даже не пошевелился, когда начал накрапывать мелкий противный дождь.
С места меня сдвинул только раздраженный голос Тома откуда-то издали:
- Билл! Тебе мало фарингита?!
«Лучше сразу сдохнуть…» - прошептал я себе под нос и поплелся к автобусу, проклиная все на свете и в особенности - самого себя.
Концерт прошел так себе; я переругался с техниками и вообще не стал выходить из автобуса, чтобы… просто не захотел. Пока парни шатались в толпе фанатов, я принял душ, натянул футболку и отключился на своей полке, накрывшись двумя пледами. Последним, что я слышал, засыпая, был оглушительный шепот Густава:
- Билл спит?! Билл? Ты шутишь?!..

* * * * * * * * * *

Я проснулся от странного ощущения - как если бы я повис в пустоте вниз головой. Несколько минут я лежал с широко открытыми глазами и тяжело бьющимся сердцем, как никогда чувствуя свою материальность, и с изумлением прислушивался к собственным мыслям. Наверное, после таких ночей сюрреалисты писали лучшие свои картины… Запутанный клубок моих чувств и терзаний, догадок и дурацких поступков вдруг сам по себе начал распутываться - так быстро, что я едва поспевал осознавать то, что долгое время было скрыто от моего понимания. То, что Я САМ скрывал от себя. Страх? Наверное… Я долго строил свои воздушные замки - один слой нагромождая на другой, смешивая их и умножая, а в ту ночь вдруг все они рухнули, и я увидел среди гор невесомых обломков простую и незатейливую истину своей жизни…
Всю свою жизнь я бежал от реального мира - это грязного и непонятного мне мира с его несправедливостями, жестокостью и примитивностью. Я создавал свои собственные миры - с самого детства; я научился делать это виртуозно, играя ими, словно кубиками. В ход шло все: кисти и краски, мой голос и музыка, цвета и символы, метафоры и иллюзии. Я всю жизнь свою прожил в этих прекрасных - нет, просто МОИХ! - мирах, не видя ничего вокруг в реальном свете… И, черт побери, я нисколько не жалел об этом. Ни о том, что идеализировал людей, которые меня увлекали, ни о том, что создавал свои странные, наверное, для других образы, ни о том, что благодаря моим стараниям до самой ночи после концертов возле нашего автобуса толклись незнакомые люди, готовые ради меня стоять под дождем часами.
Я упустил только одну деталь - самую важную. Том. В своих фантазиях я видел его своим ангелом-хранителем - и он стал им. Ради меня. А на самом деле он был тем единственным человеком, которого я всю жизнь любил, с кем должен был быть каждую минуту, кому должен был отдать всего себя.
Именно поэтому рухнули мои миры - страх потерять моего брата разрушил их. Сквозь все мои иллюзии прорвалось главное, что я должен был понять давным-давно, еще в ранней юности, когда Том на два дня сбежал с друзьями из дому, а я чуть с ума не сошел, думая, что он может не вернуться, бросить меня одного… Все оказалось не так, как я себе воображал, - и все выяснилось в ТУ ночь, когда я лгал самому себе, утверждая, что домогаюсь брата, потому что «так надо». Я ведь просто возвращался к себе, «домой», я искал себя - и нашел, наконец-то нашел там, где это и легче, и труднее всего было сделать… Самые ценные сокровища прячутся прямо перед вашим носом; вы каждый день натыкаетесь на них, но не видите. В этом вся ирония.
Я все еще лежал на своей полке, ничего перед собой не видя, чувствуя тьму кожей; в голове моей бушевало пламя. Следом за осознанием всего этого пришла пульсирующая мысль: «А не поздно ли? Поздно… Поздно…» Я дернулся и стал судорожно выпутываться из-под одеяла, спрыгнул с полки… и тут же упал на колени. Голова кружилась, перед глазами вспыхивали тошнотворно яркие пятна, меня мутило и трясло. Черт! Неужели простуда?.. Проклятый дождь. Хотя дождь наверняка был не при чем - мой организм был измучен мыслями и всеми этими эмоциями последних недель, и, естественно, не выдержал, попросил пощады. Я с трудом поднялся на ноги, ощущая противную дрожь в коленях, а под желудком - комок, на мгновение задержался рядом с полкой Тома, протянул руку, чтобы отдернуть занавеску, но потом передумал и поплелся в «гостиную» автобуса, к бутылкам с водой.
Целая полулитровая бутылка холодной воды мало чем помогла: меня трясло. Лихорадка, кажется, температура… А через день - новый концерт… Я не могу болеть… Ни за что его не отменю… Главное - держаться… Пока я на ногах, никто не заставит меня отменить концерт… И ту презентацию… А документы - Эмма должна прислать их утром… Я присел на диван в кромешной темноте и почувствовал, как меня начало мутить еще больше - будто с моей головой играли в бейсбол. Через полуопущенные планки жалюзи пробивался рассеянный свет - скоро рассвет. Вдруг сохранять вертикальное положение стало невероятно трудно; я прилег на диван и с невероятным облегчением положил голову на его подлокотник - всего на минутку. Главное - оставаться на ногах… Я не отменю концерт…

- Билл?!
Голос Густава словно взорвался в моей налитой свинцом голове. Я дернулся и тут же снова обессилено упал на диван. До моего мутного сознания дошло, что рассеянный свет превратился во вполне определенное раннее утро, которое било в глаза грязно-белыми лучиками солнца. Я лежал на диване, лицом вниз, прижимаясь щекой к его кожаной обивке - и, кажется, диван был влажным. Почему диван мокрый? - вдруг захотелось мне сказать, но язык меня не слушался. Через пару мгновений до меня дошло, что это я весь в испарине, которая неприятно холодила тело - учитывая, что из одежды на мне были только футболка и трусы. Странное ощущение: я одновременно и горел, и трясся от холода… Я захотел встать, но не смог пошевелить и пальцем. Черт! Больно было даже открыть глаза - дать доступ этому слепящему свету. Я продолжал беспомощно лежать, зажмурив глаза, и пытался побороть тошноту, прислушиваясь к слоновьему топоту Густава куда-то вглубь автобуса. «Том! Просыпайся!..» О, нет! Я застонал… И одновременно испытал облегчение. Мне было чертовски плохо - так давно не было, мне нужна была помощь. Его помощь.
И - кажется, спустя всего мгновение - рука моего брата скользнула по моей влажной спине.
- Damn, это все тот проклятый дождь… Я должен был догадаться - когда он лег спать так рано! А еще все эти осложнения, антибиотики… - хриплый со сна голос Тома прозвучал для меня, как музыка, - и я сразу расслабился. Теперь все будет хорошо. Теперь обо мне позаботится он.
- Билл, - мой брат погладил меня по щеке и помог повернуться к нему лицом, обняв за плечи. - Ты как, малыш?
Я посмотрел на него, прищурившись от света, и слабо улыбнулся - это все, на что я был сейчас способен. Я сконцентрировался на всклокоченных дредах Тома, на его руках, инстинктивно поглаживающих мои плечи, на его обеспокоенном лице - просто глядел на своего брата, будто во сне, и хотел одного: взять его за руку, чтобы быть уверенным в его присутствии, и заснуть. На неделю. Мысль о концерте куда-то улетучилась. Автобус окончательно проснулся и зашумел, как муравейник, в котором смертельно заболела самка, кто-то спросил, что делать…
- Густав, скажи Филу, что нужно двигаться: остановимся у ближайшей больницы! Кажется, мы недалеко от города?.. - судя по голосу, Том собрался и решил все взять в свои руки, а на мои слабые попытки выдавить из себя что-то вроде «Не надо в больницу», он нахмурился: - Ты лежишь? Вот и лежи. Молча. - Я безропотно послушался. Над нами возникло обеспокоенное лицо Георга.
- Да, друг, выглядишь ты… - он покачал головой и спросил почему-то у моего брата, а не у меня: - Может, ему плед принести?
Том задумчиво оглядел мое дрожащее то ли от холода, то ли от жара тело и помотал головой:
- Нет, надо его отнести в постель, здесь - проходной двор, да и сквозняк…
- Неужели, парни, я д-дожил до мом-мента, когда вы будете меня носить меня на руках! - дурацкая шутка, которую я отпустил слабым голосом, оглушительно клацая зубами, никого не рассмешила: Том только еще больше нахмурился и решительно приподнял меня за плечи. Он что, и правда, решил меня нести? Я начал слабо отбиваться от него:
- Нет, Том… подожди, я сейчас встану…
Но он уже оторвал меня от дивана, на минуту прижавшись щекой к моей груди, а потом насмешливо прошептал так, что услышал только я:
- В прошлый раз ты не возражал!

Если бы я был в нормальном состоянии, то, может, даже покраснел бы, вспомнив, как в ТУ ночь он, обхватив меня за талию, странно-легко вытащил из огромной ванны и со смехом поставил на холодные плитки ванной комнаты. Но мне было до того погано, что я только ухмыльнулся, закрыв глаза и пытаясь прогнать это ощущение «синдрома космонавта». Черт, как же я так расклеился?! Все оказалось намного хуже, чем я думал вначале… Через мгновение я ощутил спиной твердую поверхность и оказался на своей полке, с сожалением убирая руку с шеи Тома.
Мой брат быстро укутал меня в несколько одеял; в его глазах я увидел скрытый страх. Он всегда становился таким, когда я болел - а это в последнее время случалось нередко! - собранным и властным, но только я мог заметить, как он нервничает. Чересчур часто в детстве он оставался один на один с моими разбитыми коленками, порезами, вывихами и внезапными, как торнадо, простудами… Когда я был уже похож на гусеницу в коконе, он оставил одеяла в покое и снова поправил мои волосы - чтобы не лезли в глаза. Потом быстро взглянул на меня - наши взгляды встретились, но мой брат тут же повернулся к маячившему за его плечом Георгу:
- Кажется, где-то были таблетки Билла, которые остались с прошлого раза?
Георг пожал плечами. У меня никто не спрашивал - и я просто боролся с тяжестью, заставлявшей мои веки закрываться, прятать от меня солнечный свет.
- Наверное, они в моем рюкзаке… Ладно, пойду поищу, заодно и доктору Фергюссону позвоню… - Том еще раз поправил на мне одеяло и развернулся, но я поймал его скользнувшую по моему плечу руку, сжал ее - слабо, но как-то отчаянно. Это движение отняло у меня последние силы; я и сам плохо понимал, что говорю и делаю. Мои сны, фантазии и реальность смешались в моем воображении в одну невыразительную кучу, в какой-то странный «суп»…
- Подожди…
Том остановился и удивленно уставился на меня, ожидая просьбы или каких-то инструкций… не знаю. А я просто смотрел на него, все еще держа за руку. «Что я делаю?» Я просто не хотел, чтобы он уходил, оставлял меня хотя бы на минуту. Глупо, глупо, глупо! Наверное, я всегда слишком верил в символы - вот и в то мгновение мне вдруг показалось, что если он сейчас скроется в глубине автобуса, если я потеряю его из виду, то он уже больше не найдется никогда. God, how stupid! Том, кажется, понял… Он сжал мою ладонь в ответ, наклонился и прошептал так близко от моей щеки, что мне стало щекотно от его теплого дыхания:
- Билли, я принесу тебе таблетки и заварю ту эссенцию, которую ты пил в прошлый раз - тебе станет немного лучше. Это всего минута, ладно? Я даже справлюсь за… 30 секунд! - он ободряюще мне улыбнулся, и моя хватка ослабла. Том задумчиво скользнул взглядом по моему лицу. В следующую секунду он уже шумно рылся в одной из наших сумок. Я с силой сжал согретую братом ладонь, чтобы сохранить тепло, прогнать лихорадку, - так, что ногти впились в кожу. Георг, оставшийся возле меня, вдруг шикнул на кого-то сбоку и, осторожно пожав мое плечо, с удивлением посмотрел мне в глаза:
- Билл, что тебя беспокоит? - я прекрасно знал, что он имеет в виду не мое самочувствие, а мою выходку с Томом - я ведь никогда так себя не вел… Я не знал, что ему ответить, да и мои мозги тогда мало на что были способны. В этот момент Том пронесся мимо нас, как метеор, что-то неся в руках и попутно разговаривая по телефону - наверное, с моим врачом; я проводил его нервным взглядом, а затем снова взглянул на Георга. Тот стоял рядом, переводя глаза с меня на моего брата и явно ничего не понимая. Но мне было уже наплевать. В голове у меня зашумело, я впал в странное состояние между сном и явью. Помню только оглушительный звонок моего телефона у меня под боком и чью-то грязную ругань в его адрес, а потом - горячую жидкость, пахнущую то ли лимоном, то ли манго, льющуюся в мое горло, и руку, поддерживающую мою голову. Мне не нужно было открывать глаза, чтобы понять, что это Том, потому что кто еще мог так нежно погладить меня по щеке… прошептать: «Еще чуть-чуть…»… обнять мимолетно, поправляя одеяло?

* * * * * * * * * * * *

Следующий день начался с небольшой ссоры: Том обозвал меня «лошадью, которая если не встанет на ноги, тут же обязательно откинет копыта», потом попытался воззвать к моей сознательности, в третий раз пересказывая рекомендации врача «отлежаться дня три-четыре», а потом махнул рукой и сказал, что я могу отправляться ко всем чертям… правда, тут же он встал и поплелся за мной к чайнику, чтобы проследить, все ли лекарства я приму. В общем, концерт мы не отменили, хотя то выступление я, наверное, запомню надолго: оно прошло для меня в разноцветном мареве, я плохо себя контролировал и пел на автопилоте, весь покрытый испариной, горевший, как факел. Я старался пореже подбегать к Тому: он всякий раз вглядывался в мое лицо и хмурился… по-моему, за тот вечер у него не один раз возникло желание устроить мне «темную», как в детстве.
Но я выздоровел, как всегда. Через неделю я уже был в порядке - только временами начинала кружиться голова, особенно когда я «нырял» в толпу на концертах, но, конечно, об этом я никому не говорил.
Болезнь прошла - но не мои чувства. Том потакал всем моим прихотям, жалея меня, но как только я забывался и смотрел на него так, как мне хотелось, он убегал от меня - и это приводило меня в отчаяние. Если я давил на своего брата, выходило еще хуже: он начинал защищаться, отталкивал меня, закрывался… чувствовалось, что он твердо намерен держаться до конца. Может, я бы и прекратил свои домогательства (хотя кому я вру?), но меня разрывало на куски ощущение, даже какая-то уверенность в том, что Том меня любит, что тоже хочет быть со мной… Я не мог понять, моя ли это иллюзия или интуиция, прав я или нет - и от этого было только хуже. Я боялся все испортить, боялся действовать, но смириться тоже был не в состоянии, и я метался по автобусу, по сцене, по стоянке, по гримерке… Я не знал, что делать. Поэтому я просто наблюдал за моим братом, старался выступать, как можно лучше, и постоянно думал, вспоминал, заново проживал все эти годы - с самого нашего рождения, пытаясь понять, действительно ли было между нами что-то большее, или все это - просто мои капризы, пресыщенность, извращение. И именно в прошлом я нашел то, чего так жаждало мое сердце - надежду. Именно прошлое убедило меня в двух вещах: в том, что наши чувства с Томом даже с огромной натяжкой сложно было назвать исключительно братскими, и в том, что сам Том любил меня - и совсем не платонически. Последнее легко объяснило тот факт, на который я вначале не обратил внимания, окрыленный победой, а именно: в ТУ-САМУЮ-НОЧЬ мой брат чересчур быстро и легко согласился «помочь» мне, он был слишком нежен со мной - для «просто помощника», и уж совсем невероятным было то, что «на пустом месте»

- Я доверяю тебе. - Он нахмурился и, думаю, говорил искренне, но я был уже так накручен, что мне не нужны были простые избитые слова.
- Нет, это - не доверие! Ты не понимаешь?.. Как только ты начинаешь что-то от меня скрывать, я… я просто с ума схожу.
- Это глупо, Билл... Это просто девушка. - Том явно начинал раздражаться, успокаивающая улыбка давно сползла с его лица. Он вскочил с места и начал расхаживать по комнате, то и дело задевая столик и кресло.
- Почему тогда ты мне ничего не рассказал?.. Черт, я об этом тогда целую ночь думал, Томми!
Он остановился и посмотрел на меня исподлобья.
- Я что, во всем должен тебе отчитываться? Ты мне кто - мама или жена? - как пощечина. Я почувствовал, что я на пределе.
- Ну и катись к своей Кэтрин или к кому хочешь, понятно?! Давай-давай, отправляйся - она, небось, тебя уже ждет где-нибудь в баре отеля, да? Может, вам повезет: найдите какой-нибудь мотель и трахайтесь там до утра! - я взбешенно глянул еще на бледное лицо брата, развернулся, влетел в ванную и захлопнул за собой двери.
Черт, конечно, он послал меня - он всегда так защищается, когда я слишком давлю на него, но… Нет, я не хотел больше думать, чувствовать… Если бы я мог, то отключил бы себя, как компьютер, от сети и просто умер бы на целую вечность, чтобы ничего не ощущать. Я медленно опустил рюкзак на белый пол ванной, а когда разгибался, поймал свое размноженное в многочисленных зеркалах отражение - голубоватая от бледности кожа и лицо маленького мальчика, которого потеряли в огромной толпе посреди шумного мегаполиса, где никому нет до него дела.

* * * * * * * * * * * *

Я все еще злился, выбираясь из ванны, в которой болталась пена на поверхности воды; ни теплая вода, ни масло для ванн (я, не заметив, вылил полбутылки) не могли помочь мне успокоиться: я был взбудоражен почище наркомана во время ломки. Завернулся в махровый халат и, подцепив валявшийся на полу рюкзак, вышел из ванной, холодея от мысли, что мой брат мог тоже психануть и действительно отправиться на встречу с «Кэтти»…
Гробовая тишина подтвердила мои самые худшие опасения; в гостиной горел всего только торшер в дальнем углу, огонь в камине отбрасывал танцующие тени на стены, дверь в спальню, которую выбрал Том, была распахнута - и там никого не было. Неужели ушел? Действительно ушел? Я ошеломленно остановился, тупо глядя на двери его спальни… Добро пожаловать в реальность, так, Билл? А ты на что надеялся?.. Твою мать! Сколько можно жить в своих фантазиях… и с чего ты вообще взял, что все так, как ты напридумывал себе, ночами лежа без сна в автобусе?.. Что ты себе вообразил?..
Все это пронеслось в моей голове за пару мгновений, и я направился в свою спальню, дернул за ручку - в тот момент мне было просто необходимо хорошенько хлопнуть какой-нибудь дверью… и тихо вскрикнул от испуга, когда Его сильные пальцы сжали мое плечо, развернули к себе. От неожиданности я даже выронил рюкзак.
- Подожди. Надо поговорить. - Голос Тома был спокойным, но у меня тут же пересохло в горле - я и сам не понимал, из-за чего. Откуда он появился? Наверное, сидел в кресле сбоку, в тени… тихо… затаившись… Ждал и слушал, как я плескаюсь в воде, как обреченно вздыхаю и роняю на пол то флакон с шампунем, то мыло. Мы стояли друг напротив друга, и рука Тома все еще сжимала мое плечо; я взглянул в его глаза, и внутри меня одновременно поднялись два равноценных чувства: огромная нежность и раздражение из-за того, что от одного его взгляда я становился податливым, как воск. Я чувствовал себя обиженным и обманутым: как он смеет так играть со мной?! Внутренний голос неизменно шептал, что он имеет на это право, но я так же неизменно надувался и еще больше злился. И в тот момент я тоже злился - вот так нерационально, вперемешку со страстью и желанием впиться в его припухшие губы. И его ладонь на моей руке никак не способствовала моему спокойствию. Я дернулся и сбросил ее, развернулся:
- Я устал, Том! - мой голос прозвучал капризно - вовсе не так, как я себя чувствовал на самом деле. Я ожидал, что он сдастся и отпустит меня - он давно уже не давил на меня… Но, видимо, сегодня у Тома были другие планы: его рука вернулась на прежнее место и дернула меня к нему. Я удивленно уставился в его глаза, которые теперь оказались значительно ближе, чем минуту назад. Они просто горели огнем - как я сразу не заметил? Когда мой брат в таком настроении, его лучше слушаться… я снова попытался вырваться - безрезультатно, конечно.
- Прекрати, ты ведешь себя, как ребенок! - Том нахмурился.
- Плевать. Отпусти меня!
Не то чтобы я очень уж старался освободиться, просто мое упрямство и раздражение не давало мне спокойно усесться напротив брата и чинно выслушать то, что он хотел сказать мне. Я знал, что это будет отповедь на тему того, какой у меня мерзкий характер с лирическим отступлением в стиле «ты не имеешь права лезть в мою личную жизнь» - такое случалось с периодичностью в полгода, когда меня особенно заносило. Я не хотел это слушать теперь, когда мои нервы были, словно оголенные провода, когда я был весь охвачен ревностью и страхом…

Наконец мне удалось вырваться, я бросился в свою темную спальню и почти захлопнул дверь, но Том толкнул ее и оказался прямо за моей спиной; я повернулся к нему, чтобы сказать… чтобы возмутиться… но тут наши губы встретились, и когда я понял, что это не случайность, мои мозги отключились. Я с трудом осознал, что мы уже не стоим, а лежим на кровати, и мой брат вжимает меня в пухлое покрывало…
Теперь все было по-другому… Горячо, страстно, почти жестко… Я лежал распластанный под Томом, а он сжимал меня в объятьях так сильно, так властно, что мне не хотелось шевелиться. Я весь погрузился в свои ощущения - и рецепторы всех пяти чувств истерично пульсировали под наплывом информации. Звук - мой легкий стон сквозь поцелуй и шорох нашей одежды, вкус на губах - родной… любимый, запах - один на двоих, прикосновение - языка к языку, горячих ладоней к животу, пальцев к затылку… слишком много прикосновений, чтобы осознать… Не было неловкости, как в первый раз, не было осторожности, сомнений - только страсть. Том прижимался ко мне всем телом, но мне все было мало… Мы оторвались друг от друга на мгновение, и я с изумлением, будто в первый раз, посмотрел на его лицо сквозь дымку темноты, заглянул в его широко открытые глаза, так похожие на мои… а затем обнял его, заставил снова прижаться ко мне, потому что без него было холодно…
- Скажи…
Скажи мне, что навсегда останешься в моей постели, Томми.
- Скажи мне… - я просто повторял это слово, будто играл с ним в «продолжи мелодию», будто не знал, как попросить его успокоить меня, пообещать.
- Что ты хочешь услышать? - он улыбался - я это чувствовал кожей. Я немного отстранился и со страхом посмотрел на него:
- Что это не на одну ночь… - я больше не хотел довольствоваться сиюминутным восторгом, мое счастье было бы неполным без этого обещания. Он ничего не ответил, а потом наклонился и просто поцеловал меня.
- Это значит «да»?..
Странный, мистический момент: почти совсем темная комната, кровать, вдруг из огромной и пустой превратившаяся в тесную, горячая кожа Тома под моими пальцами, пульсирующая голубоватая вена на его шее, его шепот - почти визуально ощутимый - и такие сладкие слова:
- Это - «да», малыш, да…
Я не поверил вначале - мне захотелось включить свет, чтобы увидеть в его глазах правду, потому что я не доверял уже своему слуху, но потом закусил губу, чтобы не рассмеяться, вдохнул поглубже, как перед погружением в воду, и выдохнул Тому прямо в лицо, почти касаясь своими губами его губ:
- Я люблю тебя…
Я целовал его, зажмурив глаза - мне не нужен был свет, для того, чтобы видеть брата, - а он все говорил и говорил… то, что мне нужно было в то мгновение больше всего на свете:
- Прости меня… О боже, мы сумасшедшие… Я не могу без тебя, больше не могу…
Кажется, вначале мне было чуточку больно… впрочем, все это «утонуло» в целом океане моей эйфории… В те моменты, которые нельзя забыть, для меня важнее был даже не секс, а то, что моя щека прижималась к щеке Тома, что его руки бережно поддерживали меня, что наши взгляды то и дело встречались, сумасшедшие улыбки скользили по нашим лицам, и я знал точно: Том со мной - и по своей воле, по своему желанию… Он то и дело останавливался, замирал, как будто хотел убедиться, что со мной все в порядке, но я нетерпеливо подталкивал его, сжимал его плечи, тянулся к нему, молясь только о том, чтобы это мгновение не заканчивалось… Потом мы долго лежали, крепко обнявшись, не отрываясь друг от друга и не говоря ни слова - и в моей голове было совершенно пусто. Если бы он не потащил меня в ванную, я бы еще целую вечность так лежал бы, умиротворенно сопя в его плечо… Но в отличие от прошлого раза, наш поход в ванную не ограничился второй за этот вечер для меня ароматной теплой ванной на двоих: когда я устроился на коленях сидящего в воде Тома, а моя ладонь поползла вниз по его животу, он нахмурился и ласково погладил меня по спине, отвлекая от себя:
- Тебе будет больно… второй раз… - только шепот рядом с моим ухом, но если он надеялся меня охладить этим замечанием, то ошибся интонацией: его голос только еще больше возбудил меня. Я улыбнулся и быстро лизнул его нижнюю губу - сколько раз мне хотелось это сделать!
- Ты меня недооцениваешь.
Том тихо засмеялся и сжал мои бедра под водой, придвигая меня к себе еще ближе, снова перехватывая у меня инициативу.
- Недооцениваю? Поцелуй меня… - не просьба, а требование.
Мог бы и не просить, Томми…. Ты - мой десерт, который хочется съесть так сильно - чересчур сильно, - что ты сидишь и просто смотришь на него, изредка нерешительно и благоговейно касаясь губами и языком ложечки со сладким безумием… Сладкий и горячий…

* * * * * * * * * * * *

Я не мог спать. Мне не хотелось проваливаться в сон - чтобы потом проснуться и попасть уже в новый, освещенный солнечными лучами, день. Наоборот, эта ночь должна была длиться и длиться… Поэтому я сидел - совершенно неподвижно - перед камином, за кованой решеткой которого в странно-ленивом темпе подпрыгивали и колебались языки пламени, сидел на коврике-якобы-медвежьей-шкуре, кутая свое обнаженное тело в молочно-белый шерстяной плед, и смотрел на огонь. За окном, кажется, начался дождь - и от его стука-шороха мне было еще уютнее… Сбоку скрипнула дверь, свет в одной из спален погас - и в гостиную вернулся Том. Я искоса посмотрел на него, с удовольствием скользнув взглядом по его обнаженной груди, и усмехнулся:
- Для кого это ты надел джинсы?
- А может, я тебя стесняюсь? - он ответил в том же тоне таким развратным голосом, что я не удержался и засмеялся.
- Ну-ну…
Том вытащил из бара бутылку с минералкой и два стакана:
- Будешь? - я просто кивнул, повернув голову. Пока он наливал воду в стаканы, я прислушивался, надеясь уловить звук лопающихся пузырьков - он всегда меня завораживал. Поднимаются и шипят, разочарованно взрываясь, как фантазии…
Том подошел ко мне сзади, подал стакан, легко обнял и, отведя волосы, поцеловал меня в затылок. Перед моими глазами тут же вспыхнула сцена - то, что происходило в спальне всего полчаса назад, и я чуточку покраснел. Том ухмыльнулся, глядя на меня сбоку, и, прежде чем встать, потерся своей щекой о мою шею.
Он сел на диван позади меня… С двух сторон камина висели длинные узкие зеркала - почти полоски, совершенно бесполезные… но вот именно в таком положении я видел в одном из них отражающееся лицо моего брата, его расслабленные плечи и руку, небрежно закинутую на спинку дивана. А он не заметил, что я вижу его. Huh.
- О чем думаешь? - он часто спрашивал меня об этом, хотя почти всегда и так примерно представлял, что творится в это мгновение в моей голове.
- О тебе. - Совершенно честно ответил я и увидел в зеркале, что Том замер, буравя взглядом мою спину. - Я так счастлив сейчас, что… боюсь проснуться…
Он немного подался вперед, будто хотел встать и подойти ко мне, но остался на диване, а потом медленно улыбнулся; в его улыбке было столько нежности и счастья, что я едва удержался, чтобы не вскочить и не влезть к нему на колени. Но эта игра в подсматривания меня слишком возбуждала…
- Не бойся - ты не спишь. - Его голос звучал немного глухо, но в отражении я не мог оторвать взгляда от его сияющих глаз.
- Этот огонь - он мне напоминает тебя, Томми: дерево сжигает своим напором, а вот эту решетку только ласкает, закаливая еще больше, делая ее еще крепче… Ты делаешь меня сильнее…….
Том бросил всего один короткий взгляд на огонь, а затем неожиданно неуверенно проговорил, глядя на мою фигуру с таким беззащитным видом, какого я никогда у него не видел:
- И ты тоже делаешь меня сильнее, малыш. Я люблю тебя…
То, что мы шептали и стонали друг другу в постели, было прекрасно, но вот эти слова, сказанные в полутьме, перед пылающим огнем, прозвучали, как обещание, как клятва, как нечто священное. Весь мой цинизм и скептицизм, который во мне воспитала жизнь со всеми ее несправедливостями, вдруг куда-то исчез, испарился, мне безумно захотелось верить в то, что… Просто верить… Я дернулся, поворачиваясь к брату, но он уже опередил меня, встав на колени рядом со мной… привлек меня к себе и поцеловал в губы - нежно и страстно одновременно; в его глазах все еще была та беззащитность, которую он прятал от меня. Плед немного сполз с меня, обнажив плечи, и я кожей чувствовал каждый бугорок и корочки полузаживших ранок на руках моего брата… Я открыл рот, чтобы сказать ему что-то… я еще не знал, что точно скажу - но, главное, я был искренним и надеялся, что слова сами придут… В это мгновение Том взъерошил мои волосы, легко целуя меня в ключицу, - и дрожь пробежала по моему телу, заставив невысказанные слова застрять в горле…
А потом в дверь постучали: сначала тихо, а потом очень настойчиво. Мы с Томом синхронно посмотрели на двери и с дурацкими улыбками переглянулись.
- Не представляю, кому мы понадобились в… - он посмотрел на часы. - 3 ночи?!.. Кто там? - уже громче.
- Густав. - Голос бедного барабанщика звучал так, будто он взошел на эшафот. Еще бы: он знал, что меня лучше не будить среди ночи…
Том со смехом встал:
- Откроем? - Мы были как двое детей, которые сделали из маминого платья аппликацию, заперлись в комнате и бояться наказания.
- Да, что же делать… - я пожал плечами и якобы равнодушно отвернулся к огню, бросив на себя торопливый взгляд в боковое зеркало.

Обнаженные плечи, обалдевшие глаза, зацелованные почти пурпурные губы и взгляд, прямо-таки кричащий о том, что я не просто занимался любовью, а отдавался кому-то, причем не один раз… Даже качающийся от недосыпа Густав все поймет! Но в тот момент я был слишком счастлив, чтобы думать о том, какое произвожу впечатление. Тем более что Том выглядел еще красноречивее меня - с этой своей покрасневшей от моих поцелуев шеей, припухшими губами и абсолютно сытым взглядом затуманенных глаз, темных, как никогда. Том щелкнул замком и распахнул дверь - я с удовольствием наблюдал за происходящим во второе боковое зеркало. Густав был страшно всклокоченным, заспанным; майка шиворот-навыворот, ноги босые… Он с несчастным видом потряс какой-то папкой перед лицом моего брата и почему-то громким шепотом сказал:
- Это нужно подписать прямо сейчас - какие-то бумаги насчет завтрашнего концерта - организаторы из-за них истерят! Вы оба не отвечали на телефонные звонки… Йост сунул их мне и приказал добыть подпись Билла!
- А почему он сам не пришел?
- Побоялся…
Том в ответ почти весело хмыкнул и, схватив Густава за шиворот, бесцеремонно втащил его в гостиную. И только в этот момент тот заметил меня перед камином. Он изумленно оглянулся на улыбающегося Тома и растерянно плюхнулся на кресло сбоку:
- Так вы оба еще не спали, парни?!
- Грех спать в такую ночь… - загадочно проговорил я, переводя взгляд с огня на Густава. Он сначала заморгал, а потом заторможено оглядел меня и, повернувшись, Тома, присевшего на столик рядом с ним. В его глазах мелькнула какая-то догадка, и он тут же опустил их, спрятал то, что ему пришло в голову… И так вот - всегда: скрытный, осторожный… То, что он подумал, выдали только вдруг покрасневшие до бордового оттенка уши…
Мы с Томом снова переглянулись поверх головы Густава; мой брат укоризненно покачал головой, а затем хлопнул барабанщика по плечу - тот от неожиданности чуть не упал с кресла.
- Так что там за бумаги? - Том проговорил это, как ни в чем не бывало… Наверняка бедный Густав завтра утром решит, что ему все почудилось - и мы с моим братом просто болтали в гостиной полночи - только и всего. Он торопливо открыл папку и протянул ее мне:
- Дэвид сказал, что просто нужна твоя подпись на всех экземплярах, внизу. У организаторов что-то с документацией, они подняли на уши всех наших… но без твоей подписи никак, ты же знаешь!
- Угу… - я только кивнул и промычал что-то нечленораздельное, быстро подписывая бумаги одну за другой - эта формальность была мне более чем знакома. Как бы ты ни старался все упорядочить в выступлениях, все равно вот такие вещи имеют обыкновение происходить в последний момент.
- Том, а что с нашими телефонами? - Я спросил это неожиданно для себя самого, не отрываясь от своего занятия.
- Ничего, они в порядке, кажется… Не представляю, почему никто не смог дозвониться!
- Наверное, мы были в ванной… - я прикусил язык от усердия и едва удержался от того, чтобы в самом низу последнего документа не поставить свой «фанатский» автограф, чтобы побесить организаторов, но вовремя понял, что в таком случае они нас до самого утра не оставят в покое, «шлепнул» жирную точку в конце подписи, захлопнул папку и поднял голову, удивившись царившему вокруг меня безмолвию. Густав явно не знал, куда деться, а Том смотрел на меня с хорошо знакомой мне улыбкой, которая явственно говорила: «Ты такой придурок, Билли…». Что такое?.. О Боже, я что, сказал «МЫ были в ванной?!» Я не удержался и засмеялся, обхватив свои колени, уткнулся лицом в сложенные руки, представляя, КАК эта фраза прозвучала для Густава. Да, Билл, можешь себя поздравить: ты переплюнул сам себя!.. Том заржал следом за мной - и, кажется, мы оба не могли остановиться. Наконец, Густав психанул:
- Эй, чего вы обкурились, парни?!.. Вы как хотите, а я пошел досыпать! - он схватил папку и с видимым облегчением смылся из нашего номера.
А мы с Томом просто сидели напротив друг друга и смотрели друг другу в глаза, все еще улыбаясь. И я снова ляпнул то, чего не собирался говорить:
- Ты будешь мне изменять, Том? - и опустил глаза, боясь его реакции. Мой брат молчал некоторое время, неподвижно сидя на диване, а потом вздохнул:
- Можно подумать, ты не будешь…
- Только не с мужчинами.
- Не с мужчинами. - Он отозвался, как эхо, но сказал это очень твердо - и я решился поднять на него глаза и кивнуть, как бы закрепляя наш маленький «договор». - Пойдем в постель - ты совсем не выспишься и опять будешь вести себя, как псих… - Том встал, усмехаясь, и протянул мне руку, чтобы помочь подняться. Я упрямо помотал головой и спрятал руки под плед:
- Я не хочу никуда идти - мне нравится этот коврик!
- Билл!
- Он очень мягкий!
Мы просто дурачились, как много-много раз до этого, но теперь в наших словах и взглядах появилась новая - сексуальная, страстная, двусмысленная и такая дурманящая! - нотка.
- Пошли, - Том попытался поднять меня силой, но я дернулся, и он только наполовину содрал с меня плед. Я подвинулся поближе к огню и, коварно улыбаясь, улегся окончательно, свернувшись комочком. Том устало вздохнул и уселся рядом, спиной ко мне:
- Ты настоящий кошмар…
- Надеюсь, эротический? - Я привстал и повис у него на плече, обнимая его сзади, укутывая и его своим пледом.
- Ты себе льстишь!
Я издал возмущенный вопль и в шутку укусил брата в плечо.
- Если ты не желаешь подниматься, то я тоже останусь тут… - Том повернулся ко мне и обреченно лег на ворсистую «шкуру». Я наклонился над ним, провел пальцами по впадинке между его бровями, по истерзанным мною же губам, по щеке… Он просто улыбался и смотрел на меня. Я на секунду прижался к брату - и тут же вскочил на колени:
- Ну нет уж - ты же не выспишься тут!
- Кое-кто во что бы то ни стало собирался тут ночевать… - Том иронично хмыкнул, приподняв одну бровь.
- Но не ценой твоего сна… - мы все еще шутили, но к последним словам я уже был серьезен, как никогда. - Позволь и мне хоть немного о тебе позаботиться…

Эпилог.

«Сохранить» или «Удалить»?.. Зачем я записал все это? Сам не знаю… Чтобы поверить, наконец, что все произошедшее со мной и моим братом - не сон? Может быть, и так… И все же - «Сохранить» или «Удалить»?.. За окном уже светает, а я, как полный идиот, сижу на кожаном диване концертного автобуса в кромешной тьме перед голубоватым монитором ноутбука… Кажется, мы возле… Кардиффа? Нет, вначале Ливерпуль! Да, все же Ливерпуль…
О, чччччерт!.. Нет, Том… да, я знаю, что уже четыре утра… я уже ложусь спать… правда!!! Не смотри на меня так - я не вру, мне осталось всего еще одну строчку набрать… Что пишу?.. Письмо. Да, конечно… конечно, официальное - знаешь ли, на другое у меня времени нет! (врать бывает полезно - хотя бы для практики))) О боже, ну все, ВСЕ!.. Все же сохраню, жалко - столько писал… Отключу ноутбук, положу его на стол, чтобы на него никто не сел спросонья… потом подойду к сонному и грозному Тому, хмуро ожидающему, когда я отправлюсь спать… быстро поглажу его по плечу, поцелую - если не поспешит отвернуться - в губы… прижмусь к нему хотя бы на мгновение…
- Черт тебя побери, Том! Ну на хрена нужно было выдергивать шнур из розетки?! Я же ничего не успел сохранить!!!
Поцелуй…Еще один…..
- Или сохранил? Да какая к черту разница!

«Фак! Фак! Фак! Во попал!!! Факин шит!» - более членораздельных мыслей у Билла Каулитца в голове не было. Он буквально рухнул на сиденье такси и, велев отвезти на их «базу», закрыл лицо руками.
«Базой» с легкой руки Густи прозвали их штаб-квартиру, в которой помимо, собственно, студии, имелись репетиционный зал, столовая, гостиная, комната для каждого участника группы, душ и прочие радости жизни. Большую часть времени Билл проводил там, предпочитая не обременять себя арендой квартиры и проблемами, с этим связанными. Девочек он водил в гостиницу, а на «базе» отдыхал, так сказать, душой.
В гордом одиночестве.
Так и сегодня Билл оказался в штаб-квартире один. Мысли о том, что к вечеру притащится брат, он старательно отогнал. Билл свалился на кровать и погрузился в раздумья о своей нелегкой доле.
Блять, какой черт его дернул взять запасные ключи Дэйва? Блять!!! Хотя кто же мог предположить, что вместо ожидаемых пяти человек притащится тридцать пять? Хотя это ему уже рассказывали. Причем в подробностях. Особенно порадовало, как он в самый разгар пьянки вдруг вспомнил, что его звали еще в одно место.
«Там Томми, мне надо к нему!!» - вспомнить стыдно. На хуй так пить!!!
А уж чего хмурый брателло рассказал ему про пальму, и, мама прости, мобильник – сдохнуть хочется!!!
Какой ужас он испытал, проснувшись на диване у Тома, понимая, что ровным счетом ничего не помнит, не передать словами! Факин шит! И, съеживаясь в комок от воплей брата, тыкавшего ему в нос вчерашнюю смску, Билл с облегчением понимал, что язык он особо не распускал, во всех смыслах… хотя очень хотелось бы… проехали!!!
Только эти гребаные ключи от йостовской хаты, на которые он собственноручно прицепил дурацкий брелок в виде женских сисек, выпавшие на диван, пока он спал, стали катастрофой…
Дэйв уже успел позвонить им и металлическим, как у автоотвечика, голосом поинтересовался, не причастны ли они к разгрому (целы остались только стены и лампочка в ванной) его квартиры.
Том, насмешливо глядя на Билла и вертя в руках ключи, сказал, что ничего не знает. А потом они заключили ДОГОВОР. И сейчас Билл сделал бы что угодно, чтобы переиграть события.
Может лучше сразу принять легкую смерть от руки продюсера? В конце концов, не так страшен Йост, каким его рисуют слэшеры…
Братец меня точно доведет! Alcoholic kind of mood…* Хотя нет, объявляю сухой закон! И так доигрался, бля… Жаль, что я не ношу подтяжек - мог бы повеситься и покончить со всем этим. А что? Итак, приходит Том и видит меня, свисающего с люстры, с жизнеутверждающе синим лицом и завещанием в руках. Гениально! Вот только есть три проблемы - моя "последняя воля" пока не написана, я, увы, не ношу подтяжек, и лампы на «базе» встроены прямо в потолок! Даже проводка нормального и прочного не видно.
«В этой комнате порядочному человеку даже повеситься негде!" - размышляя о таких невеселых вещах, Билл рассматривал потолок и считал цветочки на обоях. Где-то на двести пятьдесят четвертом васильке он понял, что этот месяц будет самым долгим в его жизни. 

*Nancy Boy, Placebo]
Amura, спасибо! Я думала, что совсем неинтересно, раз никто не комментирует)

Держи проду!

Глава 3
Мама, роди меня обратно!
Someone call the ambulance
There’s gonna be an accident
«Infra-Red», Placebo

Билл был очень-очень-очень зол. Он полночи писал два варианта сочинения, заданного преподом по английскому, а сейчас подорвался в 6 утра, чтобы выжать любимому… брату апельсиновый сок и сгонять за его любимыми булочками в местную кондитерскую.
«In the cold light of morning*, бля…» - злобно шипел он себе под нос, шлепая обратно на «базу» просто возмутительно рано! Он с вечеринок позже домой приходит! Ррррр!!! Но отказываться от уговора уже поздно, тем более что Дэйв списал разгром его квартиры на завистливых конкурентов и не пытался провести расследование.
Поставив на поднос булочки, сок и чашку кофе, Билл тяжело вздохнул и отправился в комнату Тома. Замерев под дверью, он повторил про себя любимую мантру: «Я его не убью. Я выдержу. Билл, ты сделаешь это!» и открыл дверь.
Зрелище, открывшееся ему, было, в общем-то, предсказуемым. Том спал. И смешно прикрывал одной рукой глаза от солнечных зайчиков, уже пробравшихся в комнату. Застыв на пороге, Билл рассматривал брата, поражаясь тому, как сон разгладил его лицо. Исчезла вечная ухмыляющаяся маска, Том выглядел… милым…
Билл зажмурился на секунду, затем решительно подошел к кровати и без особых церемоний пнул кровать. Том недовольно приоткрыл один глаз, пару секунд недоуменно смотрел на брата, пытаясь понять, что он забыл в его комнате в утречка с подносом в руке. Потом вспомнил. Бровь уже привычно поползла вверх, по лицу незамедлительно расплылась ухмылка.
- Доброе утро. – «Чтоб ты сдох!!!» - Я принес завтрак, вымыл кеды и нашел твою любимую кепку. Сочинение на тумбочке. Что-нибудь еще?
- Превеееед!!! (*простите, не сдержалась) Молодец! Пока можешь идти, попозже заправишь кровать и расставишь по местам диски. – Это определенно лучшее пробуждение в его жизни.
Билл опять заливается краской, пару секунд играет желваками, изо всех сил пытаясь сдержать ругательства, рвущиеся с языка. Затем резко выдыхает, чуть кивает брату головой и вылетает из комнаты. Вслед ему несется довольное хихиканье.
Он пару раз пинает стену и уходит к себе в комнату, чтобы одеться потеплее – на улице с утра было жутко холодно. А он спросонья вылетел в легкой куртке.
«Кажется, поздняк метаться. Заболел… Шит… Дэйв убьет!» - Билл шмыгает носом и вычеркивает на настенном календаре один день. А ведь вчера перед сном обещал себе, что будет делать это по вечерам. До числа 26, обведенного жирным красным кружочком осталось ровно тридцать дней… - «Мама, роди меня обратно!»

~**~**~**~

«Все-таки я гений! Вкусно-то как!» - Том, довольно жмурясь, чавкал булочками, не переставая улыбаться. – «Ну и видок у него был!!! Взъерошенный весь, без косметики, нос красный, промерз, наверное, на улице…»
Мысли потекли в каком-то опасном направлении… Том выглянул в окно и поморщился. Пасмурно, накрапывает противный дождик, бррр…
«Ладно, обойдусь бутербродами…Нафиг мне сдались эти булочки?» - Каулитц-старший с жадностью посмотрел на опустевший поднос и решил пойти в душ, по пути заценив чистенькие кеды, аккуратно поставленные точно у кровати. Не споткнуться о них было невозможно. Растянувшись на полу, Том почему-то совсем не разозлился. Он бодренько вскочил на ноги и, улыбаясь, отправился в душ.
Через пятнадцать минут Том, весело мурлыча под нос «U know u’re right» Нирваны, вылетел из ванной, на ходу натягивая джинсы. Его взору предстала аккуратно заправленная кровать и Билл, сидящий на полу в куче дисков. Перед ним уже возвышались несколько стопок, по которым он рассортировывал музыкальную коллекцию брата.
Выглядел Билл странно… Он так и не накрасился, волосы завязал в хвост (страшное зрелище!) нацепил какой-то жуткий свитер и, клацая зубами, кутался в длиннющий (хе-хе… простите, это личное))) шарф. Однако попыток к бегству не предпринимал и усердно раскладывал диски по стопкам.
Том, чертыхнувшись, схватил его за локоть и вздернул на ноги. Брат удивленно поднял на него глаза и шмыгнул носом.
- Я еще не закончил… Тебе еще что-то надо? – Вытер нос кончиком шарфа.
- Шит, ты что, совсем сдурел? – Том сам не понимал, почему так взбесился. – Быстро дуй на кухню, выпей горячего чаю, а я пока позвоню Дэйву, чтоб доктора привез. – Билл насмешливо изогнул бровь.
- Чего это ты так обо мне заботишься? Года за три такого не припомню…
- Ээээ… так голос же… ну в смысле петь… Концерт скоро, потом сразу в тур, а ты тут болеешь… - «Что за хрень я несу???»
- You love the song, but not the singer…** - Вечно Билл роняет какие-то непонятные фразы… Том, пора учить инглиш! – Ну, я пойду тогда…
- Угу… Я сейчас позвоню. – Том, наконец, отпустил руку брата и отступил на шаг. Билл чуть улыбнулся и пошел к двери.
- Билл!
- А? – Еще одна улыбка.
- Потом придешь, закончишь тут...
Улыбка погасла. В глазах мелькнула обида. Но тут же сменилась нейтральной, каменной вежливостью.
- Конечно, Том, не волнуйся. – Дверь тихонько закрывается.
- Шит…

*одноименная песня Placebo
** I know, они же

Глава 4
Странные мысли
Мне нравится жаловаться
И не делать ничего,
Чтобы что-то исправить.
Курт Кобейн

Билл задумчиво стоял у окна, наблюдая за тем, как медленно догорает сигарета в его руках. Вообще-то Дэйв коршуном налетал на него, вырывая сигареты чуть ли не изо рта, разрешая курить остальным парням. Обидно было до жути! Но сейчас вездесущего продюсера поблизости не наблюдалось, и Билл уже приканчивал пачку обожаемых Marlboro lights.
Последние две недели выдались совсем не такими плохими, как ему казалось изначально. Он провалялся в постели три дня, концерт отменили, а Том, похоже, понял, что перегнул палку. И сейчас его приказы были вполне терпимыми: принести диски, сгонять за сигаретами или пивом, завязать шнурки, выйти из комнаты, заткнуться… Неприятно конечно, но если засунуть свою гордость поглубже, вытерпишь.
Да и вообще, стоило Биллу перестать рыпаться и плеваться кипятком от бессилия, Том сразу же сбавил обороты. Прекратил требовать завтрак по утрам, да и вообще явно маялся от того, что нечем занять любимого братика. «And it's plain to see you were meant for me»* - пробурчал Билл, ловким движением стряхивая пепел. Он продолжал клокотать от ярости, но уже про себя. Что толку показывать брату, как его бесит это наказание? Это его только порадует, а сам факт беспрекословного подчинения, видимо, уже не вставляет…
Сегодня на базе намечалась вечеринка по случаю дня рождения какого-то там помощника ассистента. Идти не очень-то хотелось, так что он был почти благодарен Тому за то, что он велел ему вечерком разобрать письма от поклонниц. Как будто своих у него мало! Но никуда не денешься, придется провести вечер за увлекательным чтивом. А Том, как обычно упьется до зеленых гоблинов, притащит какую-нибудь куклу, а с утреца будет требовать холодной водички…
Билл ухмыльнулся и, щелчком отправив окурок в полет, направился в гостиную, где Дэйв собирал их команду для какого-то сообщения.

~**~**~**~

В гостиной уже собрались, все кроме Билла. Том, по привычке развалившись на диване, раздумывал, чего бы еще придумать на оставшиеся две недели наказания. Как назло, в голову ничего толкового не лезло, однако к помощи Густава с Георга он прибегать не хотел. Мало ли чего они предложат…
А Билл в последнее время ходил тише воды, ниже травы, беспрекословно исполнял все просьбы, даже не бесился больше. Злило это невероятно! Было таким удовольствием наблюдать, как братик кипит от ярости, кидает бешеные взгляды, на него даже смотреть было жарко!
А сейчас… Полный ноль, как с бревном разговариваешь! Стюардессы и горничные в отелях хотя бы вежливо улыбаются, а этот ходит с каменной физиономией, как великомученик какой-то! Никакого удовольствия не получаешь, а уж тем более… проехали!!!
И вообще он какой-то скучный стал, сидит по вечерам в комнате, кажется, за эти две недели ни разу на вечеринку не выполз и ни одну девочку не подцепил.… Неужели его так пришибло этим договором? Я вроде не особо его загружаю…
Шизофренический разговор с самим собой пришлось прервать, когда появился объект его размышлений. Сверкнув улыбкой, Билл поздоровался со всеми, окинул взглядом комнату, свободное место на диване рядом с братом и присел в кресло подальше от него.
«Не очень-то и хотелось… засранец!» - Том скрипнул зубами, но промолчал.
На собрании Дэйв напомнил, что они отправляются в двухнедельный тур по Германии и Австрии. Билл радостно заулыбался.
«Вернусь свободным!» - прочитал на его лице Том.
- Здорово, Дэйв! Когда выезжаем? Засиделись мы уже тут, так хочется покататься! Родной автобус, отельчики, концерты… - тарахтел Билл.
Том поморщился и обвел взглядом комнату. Все недоуменно переглядывались – Каулитц-младший никогда так не рвался на гастроли.
- Билл, заткнись! – не выдержал Том.
Тот на секунду замер с открытым ртом, словно на нем нажали кнопку паузы, затем закрыл рот и, мгновенно растеряв весь энтузиазм, вежливо произнес:
- Прости, Том.
Чиновники небезызвестного города N просто удавились бы за такую немую сцену! Из открывшегося рта Георга выпала жвачка. Том мысленно застонал…

* 20th Century Boy, Placebo & David Bowie

Однако, неподдельный ужас, отразившийся в глазах брата при взгляде на него, тут же вернул его на грешную землю. Билл мгновенно сбросил розовые очки и надел привычную ехидную маску.
«Лучше пусть считает ублюдком, чем fucking извращенцем, у которого стоит на собственного брата!»

*Burger Queen, естественно, Placebo

Глава седьмая
Without you, I'm nothing
I...Take the plan,
Spin it sideways
I... Fall
Without you, I'm Nothing
Placebo

Абсолютно выжатый переездом, интервью и, в первую очередь, концертом на огромной арене, Билл выполз из душа, желая только одного – лечь в постель и банально вырубиться. Но надо было уточнить у Дэйва, во сколько завтра выезжать. А он вечно проспит и в панике носится по номеру, сгребая в сумку побрякушки, кеды, засохшие бутерброды и все остальное, что попадается под руку. А парни подкалывают потом весь день.… Надоело!
Каулитц-младший вышел из номера, пару минут постоял в коридоре, проклиная свой топографический кретинизм и абсолютно одинаковые двери в номерах отеля, и нерешительно направился к ближайшей двери. Голос Йоста он узнал сразу, продюсер с кем-то спорил на повышенных тонах. Хотя нет, не спорил – Дэйв самозабвенно кого-то отчитывал.
Билл, воровато оглянувшись, потянул дверь на себя и тихонечко просочился в номер. И замер на пороге.
- Ну что такого-то, Дэйв? – Его собеседником оказался Том. – Прикольная же песня! Я давно хотел сделать что-то сольно! Это же не значит, что я ухожу из группы! Просто интересно попробовать что-то новое… - под тяжелым взглядом продюсера Том быстро смолк, однако упрямо вскинул подбородок и сложил руки на груди.
«Побежденный, но не сломленный…» - хмыкнул про себя Билл. И собрался было заявить о своем присутствии, но тут Йост снова заговорил.
-Сольно? Том, спустись на землю! Кому ты на хер нужен со своими песнями? Ты всего лишь fucking гитарист Tokio Hotel, копия брата, который всегда будет на первом месте! Без группы, без брата, без меня ты – НИЧТО! Ноль без палочки! Understand?!
Том стоял молча, чуть вздрагивая от особо резких воплей. Потом он вдруг повернулся к двери. Его лицо слегка побледнело при виде застывшего как статуя Билла, и он, надвинув козырек кепки, спрятал подозрительно блеснувшие глаза. Чуть трепетали крылья тонкого носа, выдавая все чувства на окаменевшем лице. Спустя несколько секунд, вязких, как мамин кисель, Том рванул мимо него в коридор.
- Билл… - Дэйв нерешительно взглянул на младшего из близнецов.
- Ах ты мразь… - как-то очень буднично процедил он и вылетел вслед за братом.
– Вот влип…

~**~**~**~

Влетев вслед за братом в номер, Билл опять-таки замер у двери, не решаясь подойти к Тому, застывшему у окна. Он подрагивающими пальцами пытался достать сигарету из пачки. Затем долго щелкал зажигалкой, упорно игнорируя близнеца.
Наконец, Том прикурил и начал жадно втягивать дым, рассеянно следя за дождем, который струями змеился по стеклу. Однако Билл готов был поклясться, что тот чувствует его присутствие. Потому что его самого ощутимо трясло от звериного отчаяния, которым веяло от брата. Он несмело прошел в центр комнаты, не решаясь подойти ближе, прикоснуться…
- Отъебись, Билл! – Хриплый голос. – Просто вали отсюда…
- Том… он же это несерьезно… Я не считаю тебя, или Георга с Густи хуже себя… Никто так не думает... Без любого из нас не будет никакого Tokio Hotel! Потому что каждый из нас one of a kind*! А Дэйв просто редкостный долбоеб!
- Открытие, шит, Колумб! – Глубоко затянувшись, Том горько ухмыляется, наконец, повернувшись к брату.
- Тот еще говнюк! – Более уверенно продолжает Билл, делая еще пару шагов вперед. – Да он призер олимпиады говнюков! Он несет факел!!!
Он осекается, растеряв свое напускное веселье, стоит взглянуть в глаза самого дорогого человека. Глухая тоска, безнадежность и еще что-то странное, невыносимое бьется в глазах…
- Иди спать, Билл… - Том пытается отойти назад, но тот наступает, прижимая его к стене. – Не бойся, ничего я с собой не сделаю!
Брат молча протягивает руку к его щеке. Том затравленно шарахается в сторону, но Билл загоняет его в угол.
- Мне что, выкинуть тебя из номера с воплями «насилуют»? – Билл кончиками пальцев касается его лица, положив вторую руку на плечо. Его глаза упрямо пытаются поймать взгляд Тома, слегка поворачивая к себе его голову, чуть царапая нежную кожу коготками.
И он не выдерживает… Прижавшись щекой к ласкающей руке, он поднимает на близнеца отчаянные глаза.
- А ведь он прав, Билл… Я ничто без вас… без тебя! – срывающийся шепот.
- Ты – это целый мир… - Билл скользит рукой по щеке к шее, обнимая его за шею. – А знаешь, что еще? – Том кожей чувствует его улыбку где-то в районе левого уха.
– Ты мне тоже нужен…

*как обычно, Placebo

Глава восьмая
Just for you
I've been waiting far too long
For you to be
…Be mine
«Centrefolds», Placebo

Позже никто из них не мог вспомнить, чьи губы потянулись друг к другу первыми. И не стало воздуха, кроме дыхания друг друга. Ничего не стало, кроме них двоих.
Билл, не отрываясь, смотрел на брата, который, также, не отводя взгляда, пытался расстегнуть пуговицы на его рубашке. В глазах рождались, развивались и гасли маленькие вселенные, унося за собой в водоворот ощущений, чувств и эмоций. Перед глазами все расплывалось, рассудок вообще остался за дверью номера, и лишь память сохраняла все, до мельчайшей детали.
Обжигающие губы, которые, казалось, касаются всего тела сразу… Нежные прохладные пальцы, безошибочно угадывающие самые чувствительные точки. Или это они делали их чувствительными? Whatever…
Для Тома вся ночь слилась в один непрекращающийся поток ощущений. Влажные темные волосы, оплетающие дрожащие пальцы… Бешено колотящийся пульс на шее… Нежная кожа, мышцы под которой сокращаются от малейшего прикосновения… Влажные, искусанные губы…
Билл как-то робко заглядывает ему в глаза, пытаясь найти сожаление, стыд, презрение, злость.… Но видит только безграничную нежность и обожание. Том, улыбаясь, сдувает челку с лица брата и прижимается к его щеке своей. Билл молча обнимает его в ответ, боясь спугнуть то волшебство, что соединило своими лучами их сплетенные тела.
Они не сказали друг другу ни слова за всю ночь, уснув, когда небо уже начало светлеть, готовясь начать новый день, который, без сомнения, будет лучше предыдущего.

~**~**~**~

Билл просыпается от ощущения взгляда на своей коже. Еще не открыв глаз, он начинает улыбаться, чувствуя подушечки пальцев Тома, скользящие вверх-вниз по его животу. Внезапно к ласкающим рукам присоединился теплый язычок, проехавшийся по соску. Билл дернулся и открыл глаза.
Том сияет как солнце. Ширина его улыбки не поддается никакому описанию, глаза согревают светящимися в них чувствами.
- И что это за самодовольные ухмылочки с самого утра, Томатос?
- Нууу…. – Том скрещивает руки у него на груди и кладет на них подбородок. – Я же был великолепен, впрочем, как и всегда.
- Самодовольное создание… - улыбается Билл и поднимает руку, притягивая голову брата к себе. Тот легко касается губами его губ, скользит на щеку и медленно проводит языком по шее к уху. Билл чуть откидывает голову, открывая брату доступ к шее. И тут же ойкнув, отпихивает его от себя.
- Сдурел?? Следы же будут! – Том не отвечает, с довольной ухмылкой рассматривая шикарный засос, оставленный на шее брата…
Стук в дверь пугает обоих до полусмерти. Билл ужасом осознает, что не запер вчера дверь и мгновенно ныряет под одеяло. Том, чертыхнувшись, прикрывает черные волосы, разметавшиеся на подушке и оборачивается к влетевшему Густаву.
- Шит, Густав, какого хрена ты стучишь, если никогда не ждешь, пока тебе ответят? – Его голос звучит почти возмущенно. Старина Густ окидывает взглядом кровать, мгновенно заливается краской (синхронно с Биллом, трясущимся от смеха под одеялом) и, резко развернувшись, идет обратно к двери.
- Прости… Нам выезжать через полтора часа, меня отправили вас с Биллом разбудить. Все, я ушел! Надеюсь, твой брат уже встал?
Из-под одеяла доносятся истеричные фырки, рука Тома мгновенно скользит туда и, судя по наступившей тишине, затыкает рот веселой девице.
- Я сам его разбужу, иди завтракай, Густ. – Том тщетно пытается сдержать смех. Густав еще раз подозрительно оглядывает комнату, кивает и поспешно выходит из комнаты.
Через секунду тишину комнаты разрывает дикий хохот. Наконец, вытерев выступившие от смеха слезы, Билл начинает выпутываться из одеяла. Он встает, натягивает одежду и оборачивается к брату, глазеющему на него из кровати.
- Вставай давай! А то скоро Саки за вещами придет. – Том снова ласково улыбается и, приподнимает бровь.
- А что, завтрак в постель мне больше не полагается?
- Размечтался! Ты считаешь, что после этой ночи я тебе что-то должен? – Билл запускает руку в волосы, пытаясь их пригладить. Улыбка сползает с губ Тома.
- То есть ты считаешь, что отработал свой проигрыш мне?
- Ну да, я так считаю! – Билл продолжает веселиться, не замечая побледневшего лица брата. Том откидывается головой на подушку, прикрывая глаза.

- Ладно… Этот угол твой, этот мой. Развлекайся! – Билл салютует ему бутылкой, плеснув немного себе на грудь. Это последнее, что запоминает Том, перед тем, как провалиться в темноту.

Глава десятая
Special needs
Don't give up on the dream
Don't give up on the wanting
And everything that's true
«Because I want U too », Placebo

Том просыпается от осознания того, что лежит на спине. Поразмыслив немного над этим удивительным фактом, он решил произвести визуализацию помещения. Головой пристроился на что-то мягкое, что не может не радовать. Том с трудом открывает глаза и узнает потолок гостиной их базы. Но то, как он оказался здесь, заботит сейчас меньше всего, ибо вышеупомянутый потолок загораживает черноволосая голова, нависающая прямо над ним.
«Дежа вю…» - проносится в его голове за секунды, в которые он подскакивает, поднимая голову с колен брата. Комната тут же начинает вращаться перед глазами и Том, стиснув зубы, опирается спиной на диван и закрывает глаза. Голова раскалывается, во рту просто пустыня Сахара, бабочки, паразитирующие в животе, жизнерадостно взбалтывают внутри всю выпивку…
В комнате повисает тишина. Слова, отталкивая друг друга, рвутся наружу, но оба упорно стискивают зубы, глядя в разные стороны. Том еще и зажмуривается изо всех сил, пытаясь отогнать непонятные мысли.
Наконец, он справляется с бушующим организмом и оборачивается к брату. Взъерошенный, но определенно настоящий Билл, сидит напротив у кресла и саркастично ухмыляется.
- Потрясающая ночь, спасибо тебе, милый.
- Шит… Только не говори, что теперь я должен тебе месяц прислуживания. – Том пытается говорить также едко, но мешает невыносимая тяжесть в душе. Он ведь давно осознал, как был неправ в то утро, но не может найти в себе силы признаться в этом. Даже себе. Билл болезненно вздрагивает, но затем снова ехидно ухмыляется.
- Что ты, Том, после такого я твой навеки… - Слова, заполнившие комнату, переглядываются в предвкушении и открывают пачки попкорна.
- Ну, кто бы сомневался! Хотя я, наверное, откажусь от такой чести…
- Почему же? Неужели все было так плохо? – Ехидство, с которым Билл выплевывает эту фразу, немного портит дрожащий голос. Слова замирают в своих креслах в предвкушении.
- Да нет, напротив, милый. – Он выделяет последнее слово. – Но, боюсь, что просто разорюсь, если буду позволять себе такое удовольствие как ты, слишком часто.
И Билл срывается. Яростно вскидывая на брата заблестевшие глаза, он, размахнувшись, бьет его по лицу. И это совсем не девчачья пощечина. От мощной затрещины голова Тома мотнулась из стороны в сторону. Слова восхищенно выдохнули.
- Заткнись, ублюдок! Я не позволю тебе опошлить то, что между нами произошло! Как ты не можешь понять своим убогим мозгом, что если бы я искал выгоды, то нашел бы кого-нибудь получше. Так нет же, надо было без памяти влюбиться в такого придурка, как ты! А если учесть, что ты еще и мой брат, то вообще неплохая картинка вырисовывается, да?
- Ох, какие мы несчастные, я сейчас расплачусь! Ты вечно думаешь только о себе, эгоист проклятый! Тебе же на все остальное похуй! Даже на то, что я тебя люблю!!!!
Они замолкают, тяжело дыша, и пытаясь осознать, в чем только что друг другу признались. Молчание затягивается. Слова начинают свистеть и требовать набить морду режиссеру.
Том судорожно сглатывает и поднимает глаза от пола. Его взгляд наталкивается на руки брата. Билл нервно колупает лак на ногтях, не решаясь взглянуть в ответ. Том с ужасом осознает, что у него вот-вот потекут слезы. Он поспешно смаргивает их, откашливается, но его голос все равно подрагивает.
- И что мы теперь будем делать? – Билл вскидывает голову и вдруг оказывается у него на коленях.
- Hush… - Выдыхает он ему в ухо. - It’s Ok… Dry your eyes…*
И Том, наконец, понимает, за что Билл так любит Placebo.

~**~**~**~

Слова, заохав, поспешно закрывают глаза своим детишкам и, смущенно переглядываясь, начинают покидать гостиную.

* Sleeping with ghosts, Placebo

Fin

ВОТ ТАК И ОЗНАМЕНОВАЛОСЬ МОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ....
^_____________^

НЯЯЯЯЯЯЯ)))) ТАК, КТО ТУТ ЕЩЕ ЗЛОБНЫЙ СЛЕШЕР КРОМЕ МЕНЯ И ЛИСЕНКА?)))))